Как цыган воровать отучился

Стояли цыгане шатрами. Было в таборе двое братьев с молодухами. Как-то раз приехала к ним в гости семья - родня дальняя, муж да жена. Один из братьев говорит гостю:

- Знаешь что, ты помоги нам. Мы хотим за сеном поехать. Травы пока еще нету, а лошади должны что-то есть. Знаю я, что у соседней деревни, у самого края леса, стога стоят.

- Да что это ты говоришь? Что предлагаешь? Это, значит, мне с вами сено воровать?

- Да ничего, братец ты мой, что ты боишься, поедем.

- Ничего, морэ... - поддержал второй брат.

Решили поехать поближе к ночи, а днем братья и их жены задумали напугать гостя. Поняли они, что тот никогда в таких делах не участвовал.

Незадолго перед этим померла в таборе старуха-цыганка, тетка их родная. Вот все и боялись покойницы. Слухи ходили, что ходит она по ночам во всем белом.

Вот и сговорились братья, что жены их наденут на себя белые простыни и сядут под мостом, а на обратном пути, когда телега по мосту поедет, выскочат они да напугают парня.

Сказано - сделано. Как только наступил вечер, поехали братья и гость за сеном, а цыганки оделись во все белое и спрятались под мостом. Сидят там и ждут, когда цыгане обратно поедут.

А один из братьев забежал вперед и под стогом затаился. Идет гость, вожжи распустил, к сену подходит - как свое берет. На вожжи сено накладывает. Вдруг из-под стога голос раздается:

- Сено-то не бери... Не бери сено! Как пустился цыган бежать, а голос опять ему вдогонку:

- Не бери сено!.. Не бери сено, а садись на лошадь да поезжай с богом! - точь-в-точь старухи-покойницы голос.

Бросил цыган вожжи да бегом к шурину.

- Братец ты мой, старуха умершая не велит мне сено брать. Ей-богу, она под стогом прячется.

- Да что ты, морэ, господь с тобой, откуда взяться старухе? Похоронили ее, отпели, как полагается, иди за сеном.

- Не пойду, хоть убей меня, не пойду.

- Ну так хоть вожжи обратно принеси, вожжи-то, гляди, оставил.

Попросил цыган шурина, чтобы тот с ним вместе пошел, да он не идет.

- Иди,- говорит,- сам, не бойся, я подожду тебя здесь.

Делать нечего. Пришлось цыгану за вожжами красться. Ухватился за самый конец да наутек. Прибежал к лошади, запыхавшись.

- Родной мой, давай гони скорее! Сердце бьется, того и гляди, из груди выскочит.

- Ну что ж, садись, поедем.

Едут они, и приводит их дорога к мосту. Глядь - из-под моста фигура белая вылезает, а за ней еще одна.

- Гляди-ка, старуха-то вперед нас забежала. Вот грех-то какой.

- Что ты, морэ, с ума сошел, что ли? Кабы старуха была, то она одна, а тут целых две! Езжай, морэ, дальше... Только захотел цыган на мост заехать, глядит - поперек моста жердь протянута, дорогу перегораживает.

- Пускай коня,- говорит шурин,- ломай жердь.

- Да что ты, морэ, это старуха нарочно дорогу перегородила, пропускать не хочет.

- Езжай, что боишься? - крикнул шурин и хлестнул лошадь.

Как понесла лошадь, как взвилась! Сломала она жердь грудью и скачет на косогор. Шурин спрыгнул с телеги и под обрыв покатился, к шатрам побежал. Оглянулся цыган и аж сердцем обмер. Привидения за ним бегом бегут.

- А ну, родимая, выручай, бога ради! - вскричал цыган, и лошадь пошла еще шибче.

Въехал цыган в деревню, а там мужик ходит, в колотушку бьет, сторожит, стало быть.

- Миленький,- подбежал к нему цыган,- родненький мой, ай, дело-то какое,- и все ему рассказал. И как сено брали, и как старуху-покойницу встретили, да не одну, а целых две.

- Сена-то много взяли?

- Какое тебе сено? Разве тут до сена было?

Засмеялся мужик.

- Ты что дурака валяешь? Ты что смеешься? - заголосил цыган. - Тут плакать надо. Ты уж, будь любезен, миленький, доедь со мною до нашего табора, гостем будешь. Уж я, миленький мой, тебя угощу.

А сам цыган думает про себя: "Только бы не отказался. Отдам ему три целковых, пусть обратно идет, будь он проклят!" Еле уговорил мужика.

С той поры цыган воровать зарекся. И слово свое держал.