О Либуше

Как, бывало, к Кроку, так теперь к Либуше стекался народ из близких и далеких мест, чтобы найти разрешение своим спорам и тяжбам. Все прибегали к ее мудрости, надеясь на совет и поучение. А она, судья справедливый, беспристрастно судила спорящих.

Однажды два соседа, оба знатного рода, заспорили о полях и границах.

Споря, они бранились, вспомнили отцов и дедов и до того рассвирепели, что окончательно между ними угасла соседская любовь и приязнь и водворилась ненависть.

Ни один не хотел покориться, каждый был тверд, как кремень. Когда настал час, в который княжна заседала на судбище, перед нею предстали тяжущиеся.

Под развесистою липою на высоком стуле, ковром покрытом, сидела Либуше в белой девичьей повязке.

По правую и левую руку ее восседали по двенадцати кметов и старшин сильнейших родов. Все это были мужи опытные, убеленные сединами. Церед ними широким кольцом разместилась толпа мужей и жен, пришедших судиться либо постоять за близких своих.

Вот выступили перед княжной на суд два враждующих соседа. Младший горько жаловался на то, что старший несправедливо посягает на его поля, нарушает границы.

Старший, муж зрелый, с лицом мрачным, окаймленным густою бородою, сурово перебил его речь. Кратко, но резко он требовал удовлетворения, нимало не думая о том, что такой суд был бы возмутительною кривдою.

Выслушав тяжущихся и подумав немного, Либуше объявила первому кмету свое решение. Кметы и старшины, составив совет, нашли решение княжны мудрым и правильным и объявили его тяжущимся. Потерпевшим был признан младший, и ему присудили поля.

Едва успела Либуше кончить, как старший из тяжущихся, не помня себя от бешенства, троекратно ударил тяжелою палицею о землю. Лицо его потемнело, глаза засверкали, брань и упреки полились из уст его, как ливень из громовой тучи.

- Так вот каково здесь право! Сейчас видно, что судит женщина. У женщины волос долог, а ум короток. Прясть бы ей да шить, а не народ судить. Стыд нам, мужам! - В ярости он бил себя кулаками по голове, в страстной речи оплевывал себе бороду.- Стыд и срам! Есть ли другая такая страна или племя, где бы над мужами властвовала женщина? Мы, только мы одни служим всем посмешищем. Лучше нам сгинуть, чем сносить такую власть.

Присутствующие, пораженные этою дикою речью, безмолвствовали.

Краска стыда залила лицо княжны, и сердце ее содрогнулось от такой возмутительной неблагодарности. Не возражая обидчику, она окинула взглядом кметов, старшин и толпу. Никто не возразил обидчику, никто не остановил его.

Княжна встала и повела речь истово, с достоинством, хотя голос ее дрожал от волнения:

- Так и есть. Я женщина и действую как женщина. Не сужу я вас железною палицею, вам и кажется, что я мало смыслю. Требуется вам правитель с твердою рукою? Имейте его. Пусть общее вече изберет князя. Кого оно изберет, тот будет мне мужем.

Окончив речь, княжна отошла с надворья в терем и тотчас же послала верховых в Казин и Тетин за сестрами. Сама же удалилась в заветный уголок в саду, на священное место, закрытое от глаз кустами и раскидистыми липами, куда никто, кроме нее и сестер, не имел доступа.

Там, под сенью лип на деревянной подставке с навесом из плоских камней, от времени поросших мхом, сверкала серебряная с золотой бородой деревянная голова идола. Идола почитали богом и называли Перун.

Либуше опустилась на колени и поклонилась идолу. Затем, усевшись у подножья, провела здесь день; закатилось солнце, в таинственном уголке стало совсем темно, ночной ветер зашумел в вершинах деревьев. Либуше не двигалась с места. Она сидела в глубокой задумчивости, припоминая происшедшее и стараясь заглянуть в будущее: какого-то князя выберет народ и что скажут ее сестры, одобрят ли они ее решение?

Заслышав шаги, Либуше встала и пошла навстречу сестрам Казн и Тете.

Наместник града проводил приезжих от градских ворот до сада и встал на страже у входа.

Что говорила Либуше сестрам, что прозрели вещие девы у подножия Перуна, о чем они советовались, того не узнал никто. Летняя ночь была уже на исходе, небо побелело, и из-за вершины деревьев блеснул солнечный луч.

В пору, когда еще веял утренний ветерок, Кроковы дочери возвращались в терем. Посреди сестер, уже носивших женские уборы, шла Либуше с девичьей повязкой на челе. Взор ее был задумчив и напряженно устремлен вперед.

Безмолвно, как тени, промелькнули сестры мимо наместника, стоявшего на страже, как тени поднялись по ступеням, ведущим в терем, и исчезли за толстыми деревянными колоннами. Наместник с благоговением смотрел им вслед.

Утром Либуше разослала гонцов оповестить народ о том, что после жатвы соберется великое народное вече. В назначенный день сошлось и съехалось множество мужей от всех племен чешских. Были тут старшины родов и челядь, старые и молодые, на конях и пешком, в шапках, кафтанах и плащах, в шлемах и латах, при мече и луке. В вооружении были те, кому приходилось ехать по пустынным горам и дремучим лесам.

Многие прибыли издалека, от границ Зличанских и Пшовских, от восхода солнца, иные от полуночи, из соседства гордого племени лучан со стороны Нетолиц и Доудлебов и из Литомержиц, многие пришли от полудня из-за обширных лесов за Кроковым градом и Стебно, от границ немецких, от баварской земли.

В обширном подградье Вышеграда, где жили ремесленники, делавшие узорные седла, узды, стремена и шпоры, оружие и щиты с железною либо медною оправою, не хватало места для множества прибывших гостей. Коней привязывали просто к частоколам либо к деревьям. Шумно было в подградье, шумно на берегу реки. Родственники и знакомые приветствовали друг друга, толковали об охоте, об оружии, о боях и схватках, а больше всего о том, что занимало все умы в настоящую минуту: о двух непокорных владыках, о судьбе Либуше и о том, каков будет новый князь.

Но вот наступил час собраться вечу. Со стен града затрубили трубы, и народ могучим потоком хлынул в Вышеград, остановившись на минуту перед городскими воротами, чтобы взглянуть на огромную кабанью голову, прибитую на перекладине между двумя вышками. Имя Бивоя было у всех на устах. Затем народный поток разлился по двору перед княжеским троном. По сторонам престола были поставлены почетные сиденья для Казн и Теты.

Прибывшие низко поклонились княжне; она же, величаво ответив на поклон, повела такую речь:

- Послушайте, лехи, владыки, старшины и весь народ, послушайте, зачем созвала я вас. Свободы вы уважать не умеете, познала я это по опыту. По внушению богов решила я не властвовать больше над вами, ибо всем сердцем вы жаждете иметь князем мужа. Князь будет брать ваших сынов и дочерей на свою службу; из скота и коней возьмет в дань все, что ему понадобится.

Служить будете ему, как еще не служили, и дань платить белкою, конями и полотном, как еще не платили, и будет вам тяжко и горько.

Зато не будете иметь того сраму, что над вами властвует женщина. Не ради устрашения говорю вам это, но говорю то, что открыл мне и моим сестрам дух вещий. Выбирайте князя мудрого и разумного, ибо легко князя посадить, но труднее его ссадить. Крепки ли вы в ваших мыслях и желаете ли, чтоб я помогла вам, указав его имя и местопребывание?

- Укажи! Укажи! - крикнули все, как один человек.

Толпа, стоявшая неподвижно, как стена, и с почтением слушавшая речь княжны, вдруг заволновалась, словно хлебная нива, колеблемая порывом ветра.

И вот Либуше в белом одеянии, с белоснежной повязкой на челе, встала и, объятая вещим духом, воздела руки над толпою. Все мгновенно стихло. Все взоры устремились на вдохновенные черты княжны. Указывая на полночные горы, она вещала так:

- Вон за теми горами в Лемузах течет небольшая речка, Бе-лина называется.

Близ той речки лежит селение рода Стадицев. Недалеко от селения, между полями и лугами, находится место пространное, никому не принадлежащее.

Ширина и длина его сто двадцать шагов. Там пашет ваш воевода на двух пестрых волах. У одного вола голова белая, у другого от лба по хребту идет полоса белая, и задние ноги у него белые. Возьмите одежду княжескую, идите и приведите избранного народом и мною, вам - князя, мне - мужа. Пршемысл имя ему. Он и потомство его будет властвовать над землею вашею отныне и до века.

Когда выбрали послов из знатнейших родов, которые должны были ехать в Стадицы и объявить избранному мужу о решении княжны и народа, Либуше продолжала:

- Дороги не ищите и никого о ней не спрашивайте. Мой конь поведет вас, а вы спокойно следуйте за ним. Он доведет вас куда следует и приведет обратно. Перед которым человеком он остановится и заржет, и есть Пршемысл.

Вы мне поверите, когда узрите трапезу своего князя за железным столом.

По знаку Либуше выведен был ее верховой конь Белош, с широкой шеи которого сбегала длинная густая грива. Надели на шею коню красивую сбрую, сверкавшую металлическими бляхами; на спину положили шкуру; поверх нее - богато убранное седло. Когда на седло положили княжескую одежду, конь выступил, а за ним и посольство.