О старой Праге на Сказка.Ру

Прага!

В самом том звуке музыка слышна, что душу чешскую ласкает и сердца трогает струну...

Сватоплук Чех

Однажды император Карл IV, находясь в Пражском граде, пригласил к себе архиепископа Арношта из Пардубиц, канцлера и высшего бургграфа чешского королевства, несколько именитых панов и дворян чешских и некоторых знаменитых ученых магистров, в том числе придворного астролога. В роскошной палате, деревянный потолок которой был украшен резьбою, живописью и позолотой, а стены - дорогими французскими шпалерами, сидел Карл со своими гостями за столом, где при ярком свете многих восковых свечей блестела золотая и серебряная посуда, тарелки, чаши и кубки замечательной формы и отделки.

Когда собравшиеся поужинали и в палате сделалось душно, встал император и, пригласив гостей своих подышать свежим воздухом, вышел с архиепископом на балкон. За ними последовали паны и магистры, продолжая оживленно разговаривать.

Когда же вступили на просторный балкон, умолк император и его гости.

Умолкли, пораженные красотою раскинувшегося у ног их королевского города.

Прага дремала, залитая светом полной луны. В местах, куда не проникал свет, лежали густые тени. Окутанные мягким сиянием, выступали кровли высоких домов, галереи, костелы и башни. Луна серебрила окна строений, и в ее таинственном свете тонули городские сады, а деревья на островах принимали неясные очертания.

Все дышало глубоким покоем, только снизу доносился глухой шум воды у плотин. Король и вельможи, восхищенные красотою ночи, блуждали взорами по скатам холма Петршина, утопавшего в синеватом сумраке, по Малому Городу, лежавшему как раз под ними. Они смотрели на освещенное пространство, где выделялся дворец архиепископа у реки и блестела позолоченная кровля его сторожевой башни; смотрели на старый мост, на реку, которая светилась, как расплавленное серебро, и дальше, на остальную Прагу, на Еврейский и Старый Город, окруженные стенами и бастионами, за которыми возносились к небу храмы и башни.

За Старым Городом было больше простора. Храмы святого Лазаря и святого Петра уже не жались среди скученных построек, а стояли свободно на Здеразском холме. Еще дальше дремала деревня Опато-вице, деревня Рыбник с костелом святого Стефана и святого Яна На Боиште. На просторе широком лился лунный свет на сады и нивы с зреющим колосом, на виноградники, задернутые беловатым туманом.

Все молча любовались чудесной картиной, расстилавшейся перед ними. Наконец король, глубоко растроганный, произнес:

- Прекрасна земля моя! Крепко люблю я ее, прекрасную из прекрасных. Да будет благословен мой вертоград и красивейшее в том вертограде место - Прага. О Прага, может ли что сравниться с тобою!

И глаза короля засияли восторгом.

- Прекрасный город! - промолвил Арношт из Пардубиц.- Прекрасный и счастливый, благословленный святым князем Вацлавом, а ныне твоею милостью украшенный. Исполняется пророчество праматери твоего величества: растет Прага во всем великолепии и славе, князья кланяются ей. Возвеличена она по всему свету, и слава ее да возрастет и впредь.

- Рад бы я ее с помощью божией еще возвеличить,- взволнованно промолвил король.- Верю и надеюсь...

Потом, обратившись к ученому астрологу, задумчиво смотревшему вдаль, король сказал:

- Почтенный магистр, разве не прекрасна будущность этого города? Отчего же ты мрачен? Объяснись!

- Не хотелось бы мне в эту минуту открывать твоему королевскому величеству, что предвещают небесные знамения.

- Нет, нет, говори. Я хочу знать, что ты вычитал в звездах.

- Мрачные предзнаменования, милостивый король.

- Хочу знать о них. Говори!

И опечаленный магистр объяснил королю и его свите значение предзнаменований.

- Открыто мне путем небесных знамений,- говорил он,- что Малый Город от огня погибнет, а Старый - от воды. Все сгинет, и не останется камня на камне.

С ужасом внимая мрачным предсказаниям, придворные смотрели на короля, который казался смущенным и взволнованным.

- Не погибнет Прага! - воскликнул он.- Будет цвести и разрастаться! Если сгинет Старый и Малый Город, вместо них я поставлю новую столицу. Глядите!

Вон там будет новая великая Прага.

И король указал за Старый Город, вверх на широкий склон, на поля и сады, на деревни Рыбник и Опатовице. Все присутствующие вздохнули с облегчением, и лица их прояснились, а мудрый архиепископ громко высказал то, что было в сердцах у всех в эту минуту:

- Бог да благословит твое величество!

Как сказал Карл, так и сделал. Тотчас же начались приготовления к заложению нового города; Карл сам определял землю, обозначал место бастионов и где закладывать фундамент. Присутствовал при планировке улиц, назначал места для торжищ и площадей; со строителями разговаривал и советовался; часто приезжал посмотреть, как идут работы, беседовал с каменщиками и поденщиками, выспрашивал их мнения, оделял дарами и радовался, что работы идут успешно.

Однажды, возвратившись из путешествия по немецким землям, король отправился посмотреть на Новый Город и увидал, что в его отсутствие проложили новую улицу, что вела к костелу святого Индржиха, и уже строят дома. Разгневанный, он спросил, кто сказал вывести эту улицу.

- Никто не сказывал, ваше величество,- отвечал струсивший строитель.- Мы все думали, что так будет хорошо. Прикажешь ее уничтожить?

- Пусть остается и называется на веки вечные "Неказалка",- порешил император.

Так эта улица зовется и до сего дня.

Не по дням, а по часам рос Новый Город. Строений прибывало, что грибов после дождя. Не только за счет горожан строился город, а сам повелитель чешской земли взял на себя расходы, причем наибольшие: на строительство монастырей, костелов и башен. Таким образом заложил Карл и храм святого Иеронима и при нем монастырь бенедиктинского ордена, на том самом месте, На Скалках, где в прежние времена зеленела священная роща богини Мораны.

Богатый был этот костел. Для его отделки заказывали особые кафели, как в замке Карлштейн, обливные, из серой глины, а кровля его была так велика, что для нее понадобились бревна целого леса.

Двадцать лет строился костел и стоил не меньше Каменного моста. Когда же костел был окончен, и в нем совершилось первое богослужение, и духовенство запело у алтаря на славянском наречии, и литургия была совершена по старинному обряду, давно не совершавшемуся, возрадовались набожные чехи.

Радовался и благочестивый король, который нарочно вызвал славянских монахов из далматинских краев, радовался с ними и весь народ.

Монастырь с костелом получили название На Славянах, так зовутся и до сего дня.

Еще не прошло сполна трех лет с тех пор, как костел На Славянах огласился божественным песнопением на языке предков, а уж Карл заложил новый храм на самом высоком месте Нового Города, против Вышеграда. Проект собора составил молодой пражский зодчий. Внимательно рассмотрев проект, король подивился, как грандиозно и смело задумана была постройка.

И не он один дивился. Дивились знающие, искушенные опытом строители. Они говорили, что молодому товарищу не возвести подобного храма, в особенности сводов. Таких сводов Прага до той поры не видывала. Но король утвердил план молодого зодчего, и тот ревностно принялся за дело.

Быстро рос храм, расположенный восьмиугольной звездой. Уже поднялись стены; уже появились двойные и тройные окна прекрасной готической формы; возник портал с изящными лепными украшениями, и уже начали широкое пространство храма связывать смелыми, дотоль не виданными сводами, наподобие купола.

Еще внутри собора стояли леса, и сквозь сеть досок и бревен не видно было сводов, а уж ученые зодчие, покачивая головами, говорили, что молодой строитель зарвался, что своды не выдержат, что это небывалая, невиданная вещь и что, когда снимут леса, купол треснет и все обрушится.

Такие речи сильно действовали на молодого зодчего. Змей сомнения заполз в его душу, и он начал терять веру в самого себя. Уже он не спешил на постройку с таким пылом, как прежде, а дома в уединении стал тревожен и раздражителен. Он постоянно чертил, высчитывал, выдержат ли своды, и ни днем ни ночью не имел покоя.

Заботы и тревоги отогнали от него сон. До глубокой ночи сидел он в своей мастерской, а когда ложился, продолжал еще соображать и обдумывать.

Приходили ему на ум речи товарищей-строителей, молодых и старых, их упреки, предостережения, сомнения, усмешки. И когда он представлял себе, что будет, если ему не удастся докончить своды либо они действительно разрушатся и вместо славы он покроет себя стыдом, несчастный строитель поднимал с подушки свою разгоряченную голову, вставал и начинал ходить по комнате. В одну из таких ночей он не выдержал, выбежал и побежал в Новый Город.

Там, в темноте ночи, вздымалось его создание, еще не оконченное, еще опутанное лесом. Кругом царила тишина. Тихо было и внутри; тихо и пустынно. Не стучали молоты, не гудели голоса рабочих. Глухо раздавались шаги строителя, когда он вступил на середину храма, где вскоре должны были зазвучать священные песнопения.

Сквозь окна без стекол виднелось звездное небо и лился лунный свет. Подняв взор кверху, смотрел молодой строитель туда, где уже начинал образовываться звездообразный свод. Он видел этот свод уже оконченным:

большая восьмигранная звезда и в ней две малые. Видел залитый солнечными лучами храм с его скульптурою, живописью и позолотою. Вот входит король с вельможами; за ними - народ. Все любуются храмом. Взоры всех с восторгом останавливаются на необыкновенно смелых по замыслу сводах...

Мечты отлетели, и перед художником предстала действительность с ее мучительными сомнениями. А вдруг ничего этого не будет, а наоборот - своды рухнут и храм останется недоконченным!..

Душа художника возмутилась. Он поднял руку и поклялся, что храм будет окончен, своды выведены, хотя бы ему пришлось призвать Еще внутри собора стояли леса, и сквозь сеть досок и бревен не видно было сводов, а уж ученые зодчие, покачивая головами, говорили, что молодой строитель зарвался, что своды не выдержат, что это небывалая, невиданная вещь и что, когда снимут леса, купол треснет и все обрушится.

Душа художника возмутилась. Он поднял руку и поклялся, что храм будет окончен, своды выведены, хотя бы ему пришлось призвать на помощь самого дьявола. И дьявол явился; он похитил слабую душу и докончил начатое дело. Строители со дня на день ждали, что своды обрушатся, но этого не случилось. Последний клин был вбит, и своды окончены. Оставалось только снять леса, чтобы великолепное творение предстало во всей красе.

Но вот тут-то и возникло затруднение. Ни один человек, ни каменщик, ни поденщик, не решался этого сделать. Каждый боялся, что свод обрушится, как только будут сняты леса. Напрасно молодой строитель уговаривал их, обещал награду; наконец сам хотел разобрать леса, но его не допустили, как полагали, на верную смерть, не дали даже ступить на лестницу.

- Так я запалю их! - крикнул он вне себя, словно по наущению дьявола.

Огромная толпа народа стояла вокруг собора в волнении, ожидая что будет.

Все были уверены, что свод рухнет, когда поддерживающие его леса сгорят.

Страшный треск раздался в соборе. Толпа в ужасе бросилась прочь, бежали и кричали, что рухнули своды. О строителе никто и не вспомнил.

А он, несчастный, глубоко потрясенный, стоял перед собором и смотрел, как из окон валили огромные клубы дыма.

"Дьявол меня попутал! - мелькнуло у него в голове.- Это гнев божий".

И не желая присутствовать при гибели своего творения, он бро-. сился бежать, словно все адские силы гнались за ним.

Но вот не стало дыма, последние клубы разнес ветер. Народ снова стал собираться к собору, все взоры устремились на купол, и что же? Купол величаво возносился к небу. Народ бросился в собор. Бревна и доски грудой лежали на земле, а над ними, над всей ширью огромного собора, раскинулся ничем не поддерживаемый звездообразный свод. Явился он при солнечном свете во всем своем величии, целый и невредимый,- блистательное доказательство талантливости строителя. Все присутствующие глядели, восхищались и радовались.

Вспомнили наконец о строителе. Звали его, спрашивали о нем, искали, нашли несчастного в собственном доме мертвым. С отчаяния он лишил себя жизни.

То, что представлялось ему в сладостных мечтаниях, все то исполнилось.

Храм был окончен. Каждый, кто входил в него, от короля до простого поденщика, тотчас же обращал внимание на связывающие его стены замечательные смелые арки свода. И каждый со вздохом вспоминал несчастного строителя, заплатившего жизнью за свое гениальное произведение.

На Градчанах, в граде чешских королей, вздымалась новая постройка славного императора Карла - храм святого Вита. За рекой, на новых местах, быстро рос Новый Город. Наряду с этими памятниками король задумал и выполнил новую постройку - Каменный мост через реку Влтаву.

Мост пережил века, пережил эпохи славы и унижения чешского народа. Много изменилось со времени его постройки, споры и междоусобия посеяли рознь между людьми одной крови и одного языка. Мост пережил бурные волнения, народное унижение и упадок народной силы и мощи, все выдержал этот памятник лучших дней, он устоял как бы для того, чтобы поддержать слабых духом воспоминанием о славном прошедшем.

В те времена из всех мостов в свете самым прочным и надежным считался мост Карла IV. Известь, скреплявшая его пилястры и арки, была замешена на яйцах. Можно себе представить, какая масса яиц понадобилась на это громадное сооружение!

Ни в Праге, ни в окрестностях, конечно, яиц не хватило. Карл отдал приказ по всем городам и селениям чешским, чтобы каждое из них доставляло известное количество яиц на постройку пражского моста. Прибывали они целыми возами; их разбивали и на них замешивали глину.

Все отозвались с радостью. Селение Вельвары послали свой воз, вполне уверенные, что яйца хорошо сохранятся. Когда же рабочие на стройке моста разбили два, три яйца, то глазам своим не хотели верить, наконец принялись хохотать. Смеялись строители, смеялись каменщики, смеялась вся Прага. И всюду со смехом рассказывали, что из Вельвар привезли целый воз сваренных вкрутую яиц.

Когда Каменный мост был окончен, на нем не было еще статуй. Только на одном из выступов, там, где ныне стоит позолоченный крест, водрузили деревянное распятие, перед которым, как говорят, совершались казни и осужденные у подножия его творили последнюю свою молитву.

На стене, которая соединяет мостовые башни с монастырем крестоносцев, на стороне, обращенной к реке, можно видеть высеченную мужскую голову с бородою. Это Бородач. Говорят, что это изображение первого строителя моста, который таким образом увековечил себя.

Идя по мосту к граду королей чешских, видишь налево тянущуюся по Петршину вверх зубчатую стену, она белеет среди буйной зелени и далее спускается вниз к бывшим Уездским воротам. Эта стена также дело рук "семьи" Карла IV.

Однажды в земле чешской был голод и большая смертность. Не хватало работы для прокормления голодного люда. В эту тяжелую пору собралось в Праге более двух тысяч бедняков. Когда Карл выходил из храма, они окружили его и со слезами умоляли дать им работы без вознаграждения, за одни харчи, лишь бы не умереть с голоду. Король, тронутый их несчастьем, велел им собраться на следующий день на том же ft самом месте и в тот же час. Когда бедняки собрались, Карл приказал проводить их на вершину холма Петршин и, приехав туда сам, велел ломать камень и ставить стену от Влтавы через Петршин к Страговскому монастырю.

Рабочие не получали денег, но хлеба и иных харчей имели вдоволь; давалась им также обувь и одежда. Прослышали о том другие голодающие и целыми толпами привалили в Прагу, дали и им работу. Карл часто приезжал на Петршин в свою "семью", как он называл бедняков. Тысячи людей благословляли его, день и ночь молились за него богу.

Тот камень, который ломали и тесали, превращался для них в хлеб, поэтому стена на Петршине называется "хлебная", а также "голодная", так как она избавила от голода и нужды. А зубчатая она будто бы потому, что благодаря ей голодающим не пришлось "положить зубы на полку".

Жил в ту пору в Праге один богатый горожанин, по имени Ян Ротлев. Однажды купил он в Иловом заброшенный рудник в надежде, что там еще есть золото.

Нанял Ротлев рудокопов и начал копать усердно, не жалея затрат. Копал, копал, но до золота не докопался.

Щебнем и булыжником шла шахта, а золота даже и признаков не было. Много денег закопал Ротлев; когда все деньги у него вышли, он начал делать долги, лишь бы работа не стояла.

Друзья и приятели предупреждали его, говоря, что он золота не найдет, а похоронит и то, что имеет. Но Ротлев был уверен, что найдет золото. В этой уверенности он продавал свое имение по частям и вырученные деньги всаживал в шахту. Дошло до того, что продавать стало нечего и платить рудокопам нечем. Ротлев пришел в отчаяние. Горевал он не потому, что зарыл все свое имущество, а потому, что не мог рыть дальше. Он настойчиво твердил, что непременно нашел бы жилу, если бы порыться еще хоть чуточку. Но никто уже ему не верил, все смеялись. Одна жена не сомневалась в нем. Ей жаль было мужа, но чем могла она помочь? Какие имела драгоценности - давно уже ему отдала^ Из всего богатства она припрятала только как драгоценное воспоминание о счастливых днях юности - затканную золотом вуаль. Вуаль эту получила она от мужа, когда он был еще женихом.

Но и с вуалью пришлось расстаться. Ротлев продал вуаль и с вырученными деньгами побежал в шахту в Илове.

И вот только что рудокопы принялись за дело, как напали на богатую золотую жилу. Это была такая мощная жила, что, разработав ее, Ротлев не только вернул в короткое время все, что потратил, но и сверх того добыл огромное состояние. Рудник, который принес ему счастье, он в благодарность назвал "Вуалью".

В Праге, в Старом Городе, против храма святого Гавла Ротлев построил великолепный дом, один из лучших во всем городе. Трое ворот вели к нему на двор. Поверх подвального этажа расположились прекрасные комнаты, башни и галереи. Ротлев жил в нем, но впоследствии король Вацлав IV купил этот дом и подарил Карлову университету. Таким образом дом этот, возникший благодаря золотому руднику, сам стал местом, где черпали многие поколения сокровища знания.

Осенью 1378 года тихо и пустынно было в Карлштейнском замке. Не опускались подъемные мосты, не раздавался на них топот коней короля и его свиты.

Королевские покои были замкнуты, их окна не озарялись по вечерам веселым огоньком. Тихо было и пусто в замке; лишь осенний ветерок, холодный и резкий, гулял на свободе и разносил окрики часовых с четырех башен вокруг большой башни, пятой - у колодца, и с шестой - внизу под королевским дворцом.

"Прочь от замка, прочь!" - раздавалось с них каждый час в ночное время.

Уныло звучали эти протяжные крики во мраке глухой пасмурной ночи. Но не стало веселее и утром, когда рассвело и солнечные лучи озарили красные и желтые опавшие листья.

Не звучал охотничий рог, не раздавался веселый собачий лай, не оживлялись криком охотников убранные в осенние цвета горы и долы. Старый дуб на лесной дорожке, по которой ходили из Карл-штейна в костел святого Яна Под Скалой, стоял печальный и одинокий. Не приходил добрый король Карл IV посидеть на его мшистых пнях, точно в кресле, как частенько он это делывал в раннее время.

Проходя мимо, сельские жители печально оглядывались на дуб, на "королевскую скамейку" под ним, где видели короля отдыхающим. Она была пуста, и "королевский родник" чуть поодаль, у которого Карл IV всегда останавливался, чтобы напиться ключевой воды, был засыпан желтыми и красными листьями кленов, буков и грабов.

Великая скорбь царила в Карлштейне и окрестностях.

Король лежал в Пражском граде на смертном одре, с которого ему не суждено было встать. Он сам знал это и спокойно ожидал смерти. У его ложа находились архиепископ, сыновья и вся семья королевская. Умирающий король, благословляя слабеющей рукой сына своего и наследника Вацлава, направлял его править мудро и справедливо.

Вдруг раздался на башне святого Вита колокол - раз, два, три - торжественно, звучно. На третий удар отозвался заупокойный колокол жалобным, заунывным звоном.

Все стоявшие вокруг ложа вздрогнули. По лицу умирающего разлилось выражение глубокого блаженства.

- Слышите,- сказал он тихим, спокойным голосом,- меня призывает к себе всевышний. Господь да будет с вами во веки веков, аминь!

Звонарь Святовитской башни, услыхав звон, в испуге бросился на колокольню.

Башня была заперта, ключи гремели у него на поясе, а колокол звонил.

Быстро взбежав по лестнице, он отворил двери и остановился в изумлении:

колокол звонил сам собой. Вскоре зазвонили и остальные, на башне святого Вита и на других колокольнях.

Все колокола звонили, и их торжественный глагол возвестил удрученной Праге о великой утрате. И под звуки торжественного благовеста душа доброго короля, отца народа, вознеслась в область вечного света, в царство небесное.