Глава шестая

В которой я основываю колонию и переживаю кризис, а также вызываю привидение на остров Ужасов

Я до сих пор помню утро, когда Фредриксон получил телеграмму.

Мы сидели в навигационной каюте "Морского оркестра" и пили кофе.

- Я тоже хочу кофе, - сказал Клипдасс и стал пускать пузыри в свой стакан с молоком.

- Ты еще маленький, - ласково пояснил Фредриксон. - Между прочим, через полчаса тебя с пакетботом отправят на берег к маме.

- Надо же! - ничуть не огорчился Клипдасс и продолжал пускать пузыри.

- А я останусь у вас! - крикнула Мюмла. - Пока не вырасту.

Послушай, Фредриксон, ты не можешь изобрести что-нибудь такое, от чего мюмлы вырастают ужасно большими?

- С нас хватит и маленьких...

- Мама тоже так считает, - призналась Мюмла. А вы знаете, что я появилась на свет в маленькой раковине, и когда мама нашла меня в аквариуме, я была не больше водяной блохи?

- Опять ты обманываешь нас, - рассердился я. - Мне очень хорошо известно, что каждый появляется на свет из своей мамы, а сперва сидит в ней, как семечко в яблоке. Таких обманщиц нельзя держать на борту, они приносят несчастье!

- Ерунда, - беспечно отмахнулась Мюмла, попивая свой кофе большими глотками.

Мы привязали к хвосту Клипдасса бумажку с адресом и поцеловали его в мордочку.

- Передай привет своей маме, - велел Фредриксон. - И не грызи пакетбот.

- Не буду, - радостно пообещал Клипдасс и отправился в путь, а Мюмла пошла присмотреть, чтобы он благополучно сел на пакетбот.

Фредриксон расправлял на столе навигационной каюты карту мира, когда в дверь постучали и зычный голос сообщил:

- Телеграмма! Телеграмма-молния Фредриксону!

За дверью стоял рослый хемуль из королевской гвардии Самодержца.

Фредриксон, сохраняя самообладание, надел капитанскую фуражку и с серьезным видом прочитал вслух:

- "Нашего сведения дошло Фредриксон прирожденный изобретатель точка просим направить талант службу Самодержцу восклицательный знак ответ срочно точка".

- Извините меня, но этот король не шибко грамотен, - сказал Шнырек.

- В телеграмме-молнии предлоги никогда не пишутся, - объяснил Фредриксон. - Их некогда вставлять. Наоборот, это отличная телеграмма.

Он достал щетку для волос, лежавшую за нактоузом, и принялся драть свои уши с такой силой, что пучки волос разлетались по всей навигационной каюте.

- Можно я расставлю предлоги в твоей телеграмме? - спросил Шнырек.

Но Фредриксон не слушал его. Что-то бормоча, он стал чистить свои брюки.

- Послушай-ка, - осторожно начал я, - если ты будешь изобретать разные там штуки Самодержцу, мы не сможем плыть дальше, верно?

Фредриксон издал неопределенный звук.

- Ведь на изобретения понадобится немало времени, не правда ли?

- продолжаал я. Фредриксон ничего не ответил, и я в полном отчаянии воскликнул: - Ты же хотел стать искателем приключений?!

Но Фредриксон ответил:

- Я хочу быть изобретателем. Хочу изобрести летающий речной корабль.

- А как же я?

- Ты можешь вместе с остальными основать колонию, - дружелюбно посоветовал он и исчез.

В тот же день Фредриксон, а вместе с ним и "Морской оркестр" поселились в парке Сюрпризов. На берегу одиноко осталась стоять одна лишь навигационная каюта. По приказу Самодержца речной пароход доставили на поляну Развлечений и сделали из всего этого большой секрет. Восторженные подданные короля с усердием нагородили вокруг парохода целых восемь стен из булыжника.

Повозка за повозкой доставили сюда необходимое - инструменты, тонны шарикоподшипников, пружину из стальной проволоки. Фредриксон пообещал Самодержцу, что по вторникам и четвергам станет изобретать всякие забавные штуки для пугания подданных, а в прочие дни будет заниматься своим собственным летающим речным пароходом.

Обо всем этом я узнал позднее, в ту же минуту чувствовал себя крайне одиноким и всеми покинутым. Я снова начал сомневаться в достоинствах Самодержца и не мог больше восхищаться королями. К тому же я понятия не имел, что означает странное слово "колония". Вконец расстроенный, я отправился к дому Мюмлы искать утешения.

Мюмла мыла братьев и сестер, поливая их водой из шланга.

- Привет! - крикнула она. - У тебя такой вид, словно ты ел клюкву без сахара!

- Я уже больше не искатель приключений, я собираюсь основать колонию, - мрачно сообщил я.

- Вот как! А что это такое? - спросила Мюмла.

- Сам не знаю, - пробормотал я. - Скорее всего что-то ужасно глупое. Думаю, что нужно уйти отсюда. Наверное, я уйду с хатифнаттами.

Одинокий и вольный, как морской орел.

- Тогда и я пойду с тобой, - заявила Мюмла.

- Между тобой и Фредриксоном - большая разница, - сказал я тоном, который должен был скрыть мою истинную мысль.

- Да, конечно! - весело воскликнула Мюмла. - Мама! Где ты? Ну куда она опять подевалась?

- Привет! - Голова Мюмлы-мамы показалась над травинкой. - Ты всех вымыла?

- Нет, только половину, - отвечала дочка. - Остальные и так обойдутся. Вот этот тролль просит меня отправиться вместе с ним в кругосветное путешествие, мы улетим... одинокие, как синицы!

- Нет! Нет! - закричал я с вполне понятным беспокойством. - Я имел в виду совсем другое!

- Как орел, - поправилась Мюмла.

Мюмла-мама очень удивилась:

- Что ты говоришь! Значит, ты не явишься к ужину?

- Ах, мама, - отвечала Мюмла. - Когда ты в следующий раз увидишь меня, я буду самая большая мюмла на свете! Так мы сейчас отправляемся?

- Пожалуй, уж лучше основать колонию, - ответил я слабым голосом.

- Прекрасно! - Мюмла согласилась и на колонию. - Теперь мы - колонисты! Посмотри-ка на меня, мама! Я ведь настоящая колонистка! Я переселяюсь из дома!

Дорогие читатели, в ваших собственных интересах я прошу вас, будьте осторожны с мюмлами. Они интересуются всем и никак не могут сообразить, что сами-то они вовсе не всем интересны.

Итак, волею судьбы я основал колонию. Мы - Мюмла, Шнырек, я и Юксаре - собрались в заброшенной навигационной каюте Фредриксона.

- Ну вот, - сразу же объявила Мюмла. - Я спросила маму, что такое колонисты, и она считает: это те, которые живут очень близко друг от друга, потому что одиночество никому не нравится. А потом все начинают ужасно ссориться, но все равно это гораздо веселее, чем не иметь никого, с кем можно поругаться. Мама предостерегала меня.

Ее сообщение было встречено неодобрительным молчанием.

- Так что же, нам нужно сразу начинать ссориться? - со страхом спросил Шнырек. - Я терпеть не могу ссориться. Извините, но ведь ссориться ужасно неприятно!

- Вовсе нет! - возразил, подумав, Юксаре. - Колония - это место, где живут в мире и спокойствии и как можно дальше друг от друга. Иногда случается что-нибудь непредвиденное, но потом снова наступают мир и спокойствие... Можно, например, жить на яблоне. Песни и солнечный свет... просыпаешься поздно по утрам, вы понимаете...

Никто не снует возле тебя и не твердит тебе, что надо, не откладывая, делать и то, и это... В колонии все делается само по себе!

- Как это само по себе? - удивился Шнырек.

- Ясное дело, - мечтательно продолжал Юксаре. - Просто нужно оставить дела в покое. Апельсины растут, цветы распускаются, и время от времени рождаются на свет новые Юксаре, чтобы есть апельсины и нюхать цветы. И каждому светит солнце.

- Нет! Все это никакая не колония! - воскликнул я. - Колония - это свободное товарищество! Товарищество, которое занимается чем-то романтическим и немного страшноватым, ну таким, каким никто другой и заняться не посмеет.

- Чем же это? - ахнула Мюмла.

- Сами увидите, - загадочно отвечал я. - В следующую пятницу, в полночь! Вы сильно удивитесь! Шнырек закричал "ура!", а Мюмла захлопала.

Но страшная правда заключалась в том, что я не имел ни малейшего понятия, чем же мне удивить колонистов в полночь следующей пятницы.

Итак, началась наша новая самостоятельная жизнь. Юксаре поселился на яблоне неподалеку от дома Мюмлы-мамы. А сама Мюмла заявила, что будет спать каждую ночь на новом месте, чтобы чувствовать себя независимой, и только Шнырек продолжал жить в своей банке из-под кофе.

Я же остался в навигационной каюте. Она стояла на одиноком утесе и была похожа скорее всего на выброшенный штормом обломок корабля. Я отчетливо помню, как стоял и с грустью смотрел на старый ящик с инструментами, принадлежавший Фредриксону. Хемули из гвардии Самодержца его забраковали, решив, что он недостаточно хорош для придворного изобретателя.

И тут я решил: именно сейчас мне нужно придумать что-нибудь не менее замечательное, чем изобретения Фредриксона. Но как мне произвести впечатление на своих колонистов? Они ждут не дождутся, скоро пятница, а я к тому же тишком много болтал о том, какой я талантливый...

На мгновение мне стало совсем тошно. Я смотрел на волны, бегущие одна за другой, и мысленно представляют себе, как Фредриксон без передышки все строит e строит, изобретает и изобретает, а обо мне и думать забыл.

Мне было почти досадно, что я не родился, как хатифнатт, под неизвестными блуждающими звездами и не мог, как они, плыть и плыть к недосягаемому горизонту, молчаливый и равнодушный ко всему, и чтобы никто не ждал от меня ничего другого.

В этом печальном настроении я пребывал до самого вечера. Наконец, устав от своего одиночества, я побрел по холмам туда, где подданные Самодержца продолжали строить свои дурацкие стены и устраивать пикники. Повсюду горели маленькие костры, взлетали самодельные фейерверки, и подданные кричали, как всегда, "ура!" своему королю.

Проходя мимо банки Шнырька, я услышал, как он разговаривает сам с собой. Речь, как мне показалось, шла о форме какой-то пуговицы, круглой и в то же время продолговатой, если на нее посмотреть с определенной стороны. Юксаре спал у себя на дереве, а Мюмла бегала где-то, чтобы показать своей маме, какая она самостоятельная.

Глубоко ощущая собственную никчемность, я направился в парк Сюрпризов. Там царила полная тишина. Водопады не работали, лампочки не горели, карусель спала под большим коричневым чехлом. Трон Самодержца был тоже накрыт чем-то драгоценным, а под троном стояла туманная сирена. На земле повсюду валялись фантики от конфет.

И тут я услышал стук молотка.

- Фредриксон! - завопил я.

Но он не ответил - продолжал стучать молотком. Тогда я завел туманную сирену. Минуту спустя в темноте зашевелились уши Фредриксона.

- Я не могу показать тебе это, пока оно не будет готово, - сказал Фредриксон. - Ты пришел слишком рано.

- Я и не думаю глядеть на твое изобретение, - немного обиделся я. - Мне просто хочется поговорить.

- О чем же? - удивился он.

Немного помолчав, я спросил:

- Милый Фредриксон, а что должен делать вольный искатель приключений?

- Что ему хочется, - отвечал Фредриксон. - Ты что-нибудь еще хотел сказать? Вообще-то мне немножко некогда.

Приветливо помахав ушами, он скрылся в темноте. Вскоре я снова услышал, как он заколачивает гвозди. Всю дорогу меня одолевали совершенно никчемные мысли - ни одна не могла стать Идеей, мне, пожалуй, впервые не доставляло никакого удовольствия думать о самом себе. Я погрузился в состояние глубокой меланхолии. Увы, подобное случалось, и не раз, со мной и в дальнейшем, когда я видел, что кто-нибудь делает что-нибудь лучше меня.

Подумав, я все-таки решил, что это, казалось бы, не очень-то приятное чувство, на самом деле косвенно свидетельствует о моем скрытом таланте. И еще я заметил: если я впадаю в меланхолию, если начинаю вздыхать, уставясь в морскую даль, это мне явно доставляет некоторое удовольствие. Мне становится жалко себя, а это так приятно.

Пребывая в столь нехорошем настроении, я с помощью инструментов Фредриксона рассеянно начал кое-что переделывать в навигационной каюте, используя выброшенные на берег обломки реек. Мне казалось, что для дома она слишком тесная.

Это была печальная, но важная для моего развития неделя. Я забивал гвозди и размышлял, пилил и размышлял, но ни одной гениальной идеи не родилось в моей голове.

Ночь со среды на четверг выдалась тихая и светлая. На небе сияла полная луна. Все замерло. Даже подданным Самодержца надоело кричать "ура!" и пускать фейерверки. Я достроил лестницу, ведущую на верхний этаж, и сидел у окна, положив мордочку на лапы. Стояла такая тишина, что было слышно, как мохнатые ночные бабочки чистят свои крылышки.

И тут я увидел на песчаном берегу маленькое белое существо. При первом взгляде я решил, что это хатифнатт. Но когда, скользя, оно приблизилось, шерсть у меня на затылке встала дыбом. Существо было прозрачное. Сквозь него я отчетливо различал камни, потому что оно просвечивало насквозь и не имело тени! Если добавить, что это нечто было закутано во что-то похожее на тончайшую белую занавеску, то каждому станет яснее ясного, что это было привидение.

Я взволнованно поднялся. Заперта ли входная дверь? Может быть, привидение захочет пройти сквозь нее... Куда же мне спрятаться?

Заскрипела наружная дверь. Холодный ветерок взметнулся и подул мне в затылок.

Теперь, вспоминая об этом, я не уверен, что так уж испугался, наверное, просто решил быть как можно осторожнее. Поэтому я заполз под кровать и стал ждать. Чуть погодя заскрипела лестница. Один раз скрипнула, второй... Я знал, что у лестницы девять ступенек (эту лестницу было ужасно тяжело делать, она была винтовая). Я сосчитал до девяти. Потом стало совсем тихо, и я подумал: "Теперь Оно стоит за дверью..." На этом Муми-папа сделал эффектную паузу.

- Снифф, - сказал он, - подкрути-ка фитиль керосиновой лампы.

Подумать только, когда я читаю про ночь с привидениями, лапы у меня становятся совершенно мокрыми!

- Кто-то что-то сказал? - пробормотал Снифф, проснувшись.

Папа Муми-тролля осуждающе взглянул на Сниффа:

- Да нет, ничего. Просто я читал свои мемуары.

- Про привидение - это хорошо, - одобрил Муми-тролль. Он лежал, натянув одеяло до ушей. - А про печальное настроение, по-моему, лишнее. Получается слишком длинно.

- Длинно? - обиделся папа. - Что ты называешь длинным? В мемуарах должно быть описание печальных чувств. Во всех мемуарах это есть. Я пережил кризис.

- Что пережил? - не понял Снифф.

- Мне было ужасно плохо, - немного сердясь, объяснял папа. - Я был так несчастлив, что даже не заметил, как построил двухэтажный дом!

- А были яблоки на яблоне Юксаре? - спросил Снусмумрик.

- Нет, - отрезал папа и, поднявшись, захлопнул тетрадь в клеенчатой обложке.

- Послушай, папа, - сказал Муми-тролль, - про привидение действительно ужасно интересно.

Но папа уже спустился в гостиную - бывшую навигационную каюту - и уставился на барометр-анероид, который по-прежнему висел над комодом.

"Что же тогда сказал Фредриксон, увидев мой дом? "Надо же, что ты смастерил! Надежная защита". Но другие-то и не заметили, что дом стал выше! Может, и вправду надо сократить главу о чувствах? Может, она и впрямь глупая и вовсе не занимательная? Может, и вся книга глупая?" - Никак ты сидишь в темноте? - удивилась Муми-мама, открывая кухонную дверь.

- Мне кажется, глава о переживаниях моей юности нелепая, - сказал папа.

- Ты говоришь про начало шестой главы? - уточнила мама.

Папа что-то пробормотал.

- Это одно из лучших мест во всей книге, - твердо сказала Муми-мама. - У тебя получается гораздо правдивее, когда ты перестаешь хвастаться. Детишки слишком малы, чтобы понять это. Я принесла тебе бутерброды на ночь. Ну, пока.

Она пошла наверх. Лестница проскрипела точно, как тогда, - девять раз. Но эта лестница была сделана гораздо прочнее, чем старая...

Папа съел один бутерброд. Потом еще один. Потом тоже поднялся наверх, чтобы читать продолжение Муми-троллю, Снусмумрику и Сниффу.

Щель в дверях чуть расширилась, и маленький белый дымок влетел в комнату. Свернувшись в кольцо, он таращил два белых мигающих глаза - из своего укрытия под кроватью я это видел совершенно отчетливо.

"Это и в самом деле привидение", - сказал я себе. (Во всяком случае, смотреть на него было не так страшно, как слушать скрип на лестнице.) В комнате стало холодно, как во всех рассказах о привидениях, из всех углов дуло, и привидение вдруг чихнуло.

Дорогие читатели, не знаю, как бы вы к этому чиху отнеслись, но я из-за чихания начал относиться к привидению с меньшим уважением; я выполз из-под кровати (между прочим, привидение уже и так заметило меня) и сказал, впрочем, очень вежливо:

- Будьте здоровы!

- Сам будь здоров, - сердито буркнуло привидение. - Призраки ущелий скулят, как бродячие псы, в такую мрачную злосчастную ночь!

- Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? - спросил я.

- В такую злосчастную ночь, - угрюмо продолжало привидение, - скрипят забытые кости на морском берегу.

- Чьи кости?

- Забытые кости, - отвечало привидение. - Бледно-желтый ужас скалит зубы над заклятым островом. Берегитесь, смертные, я вернусь в пятницу, тринадцатого, сего месяца.

Тут привидение распрямилось и, бросив на меня устрашающий взгляд, улетело через полураскрытую дверь, но прежде ударилось макушкой о притолоку и крикнуло: "Ой! Гоп-ля-ля!" Потом скользнуло вниз по лестнице, вылетело на лунный свет и трижды издало вой, будто гиена. Но все это уже не произвело на меня сильного впечатления.

Увидев, как привидение растворилось в вечерней мгле, я расхохотался. Теперь-то у меня есть сюрприз для колонистов! Теперь я могу совершить такое, на что никто не осмелится!

В пятницу, тринадцатого, незадолго до полуночи я повел колонистов на берег моря. Их ждал там приготовленный мной скромный ужин: суп, хрустящие хлебцы и апельсиновый сок (на всех перекрестках стояли бочки с соком, и каждый мог наливать себе сколько хочет). На фарфоровой посуде я нарисовал черным велосипедным лаком скрещенные кости.

- Ты мог бы взять у меня немножко красной краски, - сказал Шнырек, - или желтой и голубой. Извини, конечно, но так было бы веселее.

- Но я не собирался делать веселее, - сдержанно отвечал я. - Сегодня ночью вы увидите здесь такие страшные вещи, что и представить себе нельзя. Будьте готовы ко всему.

Юксаре сказал, глядя в тарелку:

- По вкусу напоминает уху. Какая это рыба? Плотва?

- Морковь, - отрезал я. - Ешь! Ты считаешь, что привидения - это что-то совсем обыкновенное?

- А... Так вот оно что. Ты будешь рассказывать истории про привидения?

- Я обожаю про привидения, - заахала Мюмла. - Мама по вечерам всегда рассказывает нам страшные истории и под конец сама так пугается, что мы полночи ее успокаиваем. А с моим дядей по материнской линии бывает еще хуже. Один раз...

- Я говорю совершенно серьезно, - перебил я ее сердито. - Рассказывать про привидения?.. Клянусь своим хвостом! Я покажу вам привидение! Настоящее! Интересно, что вы тогда скажете? - И я победоносно посмотрел на них.

Мюмла захлопала, а Шнырек со слезами на глазах прошептал:

- Миленький тролль, не надо!

- Ну ради тебя вызову очень маленькое привидение, - успокоил я его.

Юксаре перестал есть и уставился на меня с удивлением, я бы даже сказал, с восхищением! Я достиг цели: спас свою репутацию и свой авторитет! Но, дорогие читатели, вы можете представить себе волнение, охватившее меня перед тем, как часы пробили двенадцать? Вернется ли привидение? Будет ли оно достаточно устрашающим? А вдруг начнет чихать, болтать всякую чепуху и испортит всю затею?

Типичная черта моего характера - любой ценой произвести впечатление на окружающих: вызвать восторг, сострадание, страх или любые другие сильные чувства. Возможно, это происходит оттого, что в детстве меня никто не понимал.

Когда полночь приблизилась, я вскарабкался на утес, поднял мордочку к луне и принялся делать магические жесты лапами и издавать такой вой, который должен был пронять всех до мозга костей. Иными словами - я вызывал привидение.

Колонисты сидели как зачарованные, лишь в ясных глазах Юксаре я увидел иронию и искорку недоверия. Я и сегодня чувствую глубокое удовлетворение от того, что произвел-таки впечатление на Юксаре.

Привидение явилось! Оно и в самом деле было прозрачное, без тени, и тут же начало завывать о забытых костях и ужасах из ущелья.

Шнырек закричал от страха и спрятал голову в песок. Зато Мюмла сразу же подошла к привидению и протянула ему лапку:

- Привет! Как приятно увидеть настоящее привидение. Не хочешь ли отведать нашего супчика?

Никогда не знаешь, какой номер выкинут мюмлы!

Конечно, привидение оскорбилось. Оно растерялось, съежилось, сморщилось и исчезло, превратившись в печальное колечко дыма. Юксаре начал смеяться, и я почти уверен, что привидение слышало этот смех. В общем, ночь была испорчена.

Но колонистам пришлось дорого заплатить за свою непростительную бестактность. Последующую неделю просто трудно описать. Никто из нас не мог спать по ночам. Привидение нашло железную цепь и звякало ею до четырех утра. Кроме того, нас будил крик совы, вой гиены, шаркающие шаги и стук в двери, наша мебель начала прыгать по комнате и ломаться.

Колонисты были недовольны.

- Убери свое привидение, - потребовал Юксаре. - По ночам я хочу спать!

- Не могу, - серьезно пояснял я. - Если хоть раз вызовешь привидение, приходится его терпеть.

- Шнырек плачет, - упрекал меня Юксаре. - Привидение нарисовало череп на его банке из-под кофе и написало внизу: "ЯД".

- Какое ребячество, - ответил я.

- И Фредриксон рассердился. Твое привидение накалякало всякие угрозы на "Морском оркестре" и ворует у него стальные пружинки!

- В таком случае, - согласился я, - нужно и в самом деле принимать какие-то меры! И немедленно!

Я быстренько сочинил обращение и повесил его на двери навигационной каюты. Оно гласило:

"Уважаемое привидение!

По ряду причин в следующую пятницу перед заходом солнца состоится собрание привидений. Все жалобы принимаются во внимание.

Королевская Вольная колония

Примечание. Просим никаких цепей с собой не брать".

Я долго колебался, как подписать: "Королевская колония" или "Вольная колония". В конце концов решил написать и то и другое. Это придавало обращению определенную солидность.

Ответное письмо, написанное красной краской на пергаменте (пергамент был сделан из старого дождевика Фредриксона), оказалось прибитым к двери хлебным ножом Мюмлы-мамы.

"Роковой час настал, - писало мое милое привидение. - В пятницу, ровно в полночь, в этом пустынном краю раздастся одинокий вой собаки Смерти! Вы, тщеславные слизняки, заройтесь носами в землю, которая загудит от тяжелых шагов Невидимки, ибо ваша Судьба начертана кровью на стене Гробницы! Если захочу, все равно прихвачу с собой железную цепь.

Привидение по прозвищу Страшило".

- Ясно, - сказал Юксаре, - похоже, ему очень нравится слово "судьба".

- Ты вот что - не смейся на этот раз, - сказал я строго. - Так-то оно и бывает, когда ни к чему на свете не испытываешь истинного уважения!

Посоветовавшись, мы послали Шнырька пригласить Фредриксона на свидание с привидением. Конечно, я и сам мог бы пойти, но я помнил слова Фредриксона: "Я не могу показать тебе это, пока оно не будет готово. Ты пришел слишком рано. Мне немножко некогда". Он сказал это, как всегда, вежливо, но каким-то ужасно чужим голосом.

Привидение явилось только в двенадцать и известило о своем приходе, издав трижды протяжный вой.

- Я здесь! - заявило оно. - Трепещите, смертные, час отмщения забытых костей настал!

- Привет! Привет! - сказал Юксаре. - Что ты все воешь о каких-то старых костях? Чьи это кости? Почему ты само с ними не разберешься?

Я пнул Юксаре по лодыжке и вежливо сказал:

- Приветствую тебя, призрак ущелий! Как поживаешь? Бледно-желтый ужас, оскалив зубы, глядит на заклятый берег.

- Перестань меня передразнивать! - разозлилось привидение. - Эти слова позволено говорить одному мне!

- Послушай-ка, - сказал Фредриксон, - не мешайка спать по ночам. Пугай кого-нибудь другого, ладно?

- Да все другие уже привыкли ко мне, - угрюмо ответило привидение. - Даже дронт Эдвард больше не боится.

- А я боюсь! - крикнул Шнырек. - Я все еще боюсь!

- Очень любезно с твоей стороны! - сказало привидение и поспешно добавило: - Заброшенный караван скелетов воет под ледяным желто-зеленым светом луны!

- Дорогое привидение, - ласково сказал Фредриксон, - по-моему, у тебя нервы немного того - не в порядке. Давай договоримся: ты обещаешь пугать кого-нибудь в другом месте, а я научу тебя, как можно пугать по-другому. Идет?

- Фредриксон здорово придумывает всякие штуки! - воскликнула Мюмла. - Ты даже не представляешь себе, что можно сделать из фосфора и тонкой жести! Можно до смерти напугать дронта Эдварда!

- И Самодержца, - добавил я.

Привидение заколебалось.

- Можешь, например, заиметь свою собственную (туманную) сирену, - намекнул Фредриксон. - А ты, случайно, не знаешь, как делают фокус с просмоленными нитками?

- Нет. А как это? - заинтересовалось привидение.

- Берешь обыкновенные нитки, - пояснил Фредриксон. - Привязываешь их к чьим-нибудь ногам, потом прячешься и натираешь нитки смолой... Дьявольски страшно...

- На мой дьявольский глаз, ты ужасно симпатичный! - воскликнуло привидение и, свернувшись клубочком, улеглось у ног Фредриксона. - Может, ты и скелет раздобудешь? Говоришь - из тонкой жести? У меня тонкая есть...

До рассвета Фредриксон объяснял про пугание и чертил разные пугательные конструкции на песке. Ему явно нравилось это детское занятие.

Утром Фредриксон отправился на работу в парк Сюрпризов, а привидение мы избрали в члены Королевской Вольной колонии с присвоением почетного титула "Страх на острове Ужасов".

- Послушай-ка, привидение, - сказал я. - Хочешь жить у меня в доме? Мне что-то скучно одному. Ясное дело, я вовсе не трус, но иногда по ночам бывает страшновато...

- Клянусь адскими собаками, - начало привидение и стало едва видимым от злости. Но сразу же успокоилось и сказало: - Да, пожалуй, это очень любезно с твоей стороны.

Я устроил привидению постель в ящичке из-под сахара, а чтобы ему было уютнее, выкрасил ящик в черный цвет и украсил бордюрчиком из скрещенных костей. На обеденной миске я (к большому удовольствию Шнырька) написал: "ЯД".

- Ужасно уютно, - заухало привидение. - Ничего, если я погремлю немножко ровно в полночь? У меня это уже как бы вошло в привычку.

- Пожалуйста, греми, - ответил я, - только не дольше пяти минут, и не сломай трамвайчик. Он очень ценный.

- Ну ладно, пять минут, - согласилось привидение. - Но за ночь летнего солнцестояния я не отвечаю.

• « Глава пятая
• Глава седьмая »