Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке

Давным-давно был в некотором царстве Могучий царь, по имени Демьян Данилович. Он царствовал премудро; И было у него три сына: КлимЦаревич, Петр-царевич и ИванЦаревич. Да еще был у него Прекрасный сад, и чудная росла В саду том яблоня; всё золотые Родились яблоки на ней. Но вдруг В тех яблоках царевых оказался Великий недочет; и царь Демьян Данилович был так тем опечален, Что похудел, лишился аппетита И впал в бессонницу. Вот наконец, Призвав к себе своих трех сыновей, Он им сказал: “Сердечные друзья И сыновья мои родные, КлимЦаревич, Петр-царевич и ИванЦаревич; должно вам теперь большую Услугу оказать мне; в царский сад мой Повадился таскаться ночью вор; И золотых уж очень много яблок Пропало; для меня ж пропажа эта Тошнее смерти. Слушайте, друзья:

Тому из вас, кому поймать удастся Под яблоней ночного вора, я Отдам при жизни половину царства; Когда ж умру, и все ему оставлю В наследство”. Сыновья, услышав то, Что им сказал отец, уговорились Поочередно в сад ходить, и ночь Не спать, и вора сторожить. И первый Пошел, как скоро ночь настала, КлимЦаревич в сад, и там залег в густую Траву под яблоней, и с полчаса В ней пролежал, да и заснул так крепко, Что полдень был, когда, глаза продрав, Он поднялся, во весь зевая рот.

И, возвратясь, царю Демьяну он Сказал, что вор в ту ночь не приходил.

Другая ночь настала; Петр-царевич Сел сторожить под яблонею вора; Он целый час крепился, в темноту Во все глаза глядел, но в темноте Все было пусто; наконец и он, Не одолев дремоты, повалился В траву и захрапел на целый сад.

Давно был день, когда проснулся он.

Пришед к царю, ему донес он так же, Как Клим-царевич, что и в эту ночь Красть царских яблок вор не приходил.

На третью ночь отправился ИванЦаревич в сад по очереди вора Стеречь. Под яблоней он притаился, Сидел не шевелясь, глядел прилежно И не дремал; и вот, когда настала Глухая полночь, сад весь облеснуло Как будто молнией; и что же видит Иван-царевич? От востока быстро Летит жар-птица, огненной звездою Блестя и в день преобращая ночь.

Прижавшись к яблоне, Иван-царевич Сидит, не движется, не дышит, ждет:

Что будет? Сев на яблоню, жар-птица За дело принялась и нарвала С десяток яблок. Тут Иван-царевич, Тихохонько поднявшись из травы, Схватил за хвост воровку; уронив На землю яблоки, она рванулась Всей силою и вырвала из рук Царевича свой хвост и улетела; Однако у него в руках одно Перо осталось, и такой был блеск От этого пера, что целый сад Казался огненным. К царю Демьяну Пришед, Иван-царевич доложил Ему, что вор нашелся и что этот Вор был не человек, а птица; в знак же, Что правду он сказал, Иван-царевич Почтительно царю Демьяну подал Перо, которое он из хвоста У вора вырвал. С радости отец Его расцеловал. С тех пор не стали Красть яблок золотых, и царь Демьян Развеселился, пополнел и начал По-прежнему есть, пить и спать. Но в нем Желанье сильное зажглось: добыть Воровку яблок, чудную жар-птицу.

Призвав к себе двух старших сыновей, “Друзья мои, - сказал он, - Клим-царевич И Петр-царевич, вам уже давно Пора людей увидеть и себя Им показать. С моим благословеньем И с помощью господней поезжайте На подвиги и наживите честь Себе и славу; мне ж, царю, достаньте Жар-птицу; кто из вас ее достанет, Тому при жизни я отдам полцарства.

А после смерти все ему оставлю В наследство”. Поклонясь царю, немедля Царевичи отправились в дорогу.

Немного времени спустя пришел К царю Иван-царевич и сказал:

“Родитель мой, великий государь Демьян Данилович, позволь мне ехать За братьями; и мне пора людей Увидеть, и себя им показать, И честь себе нажить от них и славу.

Да и тебе, царю, я угодить Желал бы, для тебя достав жар-птицу.

Родительское мне благословенье Дай и позволь пуститься в путь мой с богом”.

На это царь сказал: “Иван-царевич, Еще ты молод, погоди; твоя Пора придет; теперь же ты меня Не покидай; я стар, уж мне недолго На свете жить; а если я один Умру, то на кого покину свой Народ и царство?” Но Иван-царевич Был так упрям, что напоследок царь И нехотя его благословил.

И в путь отправился Иван-царевич; И ехал, ехал, и приехал к месту, Где разделялася дорога на три.

Он на распутье том увидел столб, А на столбе такую надпись: “Кто Поедет прямо, будет всю дорогу И голоден и холоден; кто вправо Поедет, будет жив, да конь его Умрет, а влево кто поедет, сам Умрет, да конь его жив будет”. Вправо, Подумавши, поворотить решился Иван-царевич. Он недолго ехал; Вдруг выбежал из леса Серый Волк И кинулся свирепо на коня; И не успел Иван-царевич взяться За меч, как был уж конь заеден, И Серый Волк пропал. Иван-царевич, Повесив голову, пошел тихонько Пешком; но шел недолго; перед ним По-прежнему явился Серый Волк И человечьим голосом сказал:

“Мне жаль, Иван-царевич, мой сердечный, Что твоего я доброго коня Заел, но ты ведь сам, конечно, видел, Что на столбе написано; тому Так следовало быть; однако ж ты Свою печаль забудь и на меня Садись; тебе я верою и правдой Служить отныне буду. Ну, скажи же, Куда теперь ты едешь и зачем?” И Серому Иван-царевич Волку Все рассказал. А Серый Волк ему Ответствовал: “Где отыскать жар-птицу, Я знаю; ну, садися на меня, Иван-царевич, и поедем с богом”.

И Серый Волк быстрее всякой птицы Помчался с седоком, и с ним он в полночь У каменной стены остановился.

“Приехали, Иван-царевич! - Волк Сказал, - но слушай, в клетке золотой За этою оградою висит Жар-птица; ты ее из клетки Достань тихонько, клетки же отнюдь Не трогай: попадешь в беду”. ИванЦаревич перелез через ограду; За ней в саду увидел он жар-птицу В богатой клетке золотой, и сад Был освещен, как будто солнцем. Вынув Из клетки золотой жар-птицу, он Подумал: “В чем же мне ее везти?” И, позабыв, что Серый Волк ему Советовал, взял клетку; но отвсюду Проведены к ней были струны; громкий Поднялся звон, и сторожа проснулись, И в сад сбежались, и в саду ИванаЦаревича схватили, и к царю Представили, а царь (он назывался Далматом) так сказал: “Откуда ты?

И кто ты?” - “Я Иван-царевич; мой Отец, Демьян Данилович, владеет Великим, сильным государством; ваша Жар-птица по ночам летать в наш сад Повадилась, чтоб золотые красть Там яблоки: за ней меня послал Родитель мой, великий государь Демьян Данилович”. На это царь Далмат сказал: “Царевич ты иль нет, Того не знаю; но если правду Сказал ты, то не царским ремеслом Ты промышляешь; мог бы прямо мне Сказать: отдай мне, царь Далмат, жар-птицу, И я тебе ее руками б отдал Во уважение того, что царь Демьян Данилович, столь знаменитый Своей премудростью, тебе отец.

Но слушай, я тебе мою жар-птицу Охотно уступлю, когда ты сам Достанешь мне коня Золотогрива; Принадлежит могучему царю Афрону он. За тридевять земель Ты в тридесятое отправься царство И у могучего царя Афрона Мне выпроси коня Золотогрива Иль хитростью какой его достань.

Когда ж ко мне с конем не возвратишься, То по всему расславлю свету я, Что ты не царский сын, а вор; и будет Тогда тебе великий срам и стыд”.

Повесив голову, Иван-царевич Пошел туда, где был им Серый Волк Оставлен. Серый Волк ему сказал:

“Напрасно же меня, Иван-царевич, Ты не послушался; но пособить Уж нечем; будь вперед умней; поедем За тридевять земель к царю Афрону”.

И Серый Волк быстрее всякой птицы Помчался с седоком; и к ночи в царство Царя Афрона прибыли они И у дверей конюшни царской там Остановились. “Ну, Иван-царевич, Послушай, - Серый Волк сказал, - войди В конюшню; конюха спят крепко; ты Легко из стойла выведешь коня Золотогрива; только не бери Его уздечки; снова попадешь в беду”.

В конюшню царскую Иван-царевич Вошел и вывел он коня из стойла; Но на беду, взглянувши на уздечку, Прельстился ею так, что позабыл Совсем о том, что Серый Волк сказал, И снял с гвоздя уздечку. Но и к ней Проведены отвсюду были струны; Все зазвенело; конюха вскочили; И был с конем Иван-царевич пойман, И привели его к царю Афрону.

А царь Афрон спросил сурово: “Кто ты?” Ему Иван-царевич то ж в ответ Сказал, что и царю Далмату. Царь Афрон ответствовал: “Хороший ты Царевич! Так ли должно поступать Царевичам? И царское ли дело Шататься по ночам и воровать Коней? С тебя я буйную бы мог Снять голову; но молодость твою Мне жалко погубить; да и коня Золотогрива дать я соглашусь, Лишь поезжай за тридевять земель Ты в тридесятое отсюда царство Да привези оттуда мне царевну Прекрасную Елену, дочь царя Могучего Касима; если ж мне Ее не привезешь, то я везде расславлю, Что ты ночной бродяга, плут и вор”.

Опять, повесив голову, пошел Туда Иван-царевич, где его Ждал Серый Волк. И Серый Волк сказал:

“Ой ты, Иван-царевич! Если б я Тебя так не любил, здесь моего бы И духу не было. Ну, полно охать, Садися на меня, поедем с богом За тридевять земель к царю Касиму; Теперь мое, а не твое уж дело”.

И Серый Волк опять скакать с ИваномЦаревичем пустился. Вот они Проехали уж тридевять земель, И вот они уж в тридесятом царстве; И Серый Волк, ссадив с себя ИванаЦаревича, сказал: “Недалеко Отсюда царский сад; туда один Пойду я; ты ж меня дождись под этим Зеленым дубом”. Серый Волк пошел, И перелез через ограду сада, И закопался в куст, и там лежал Не шевелясь. Прекрасная Елена Касимовна - с ней красные девицы, И мамушки, и нянюшки - пошла Прогуливаться в сад; а Серый Волк Того и ждал: приметив, что царевна, От прочих отделяся, шла одна, Он выскочил из-под куста, схватил Царевну, за спину ее свою Закинул и давай бог ноги. Страшный Крик подняли и красные девицы, И мамушки, и нянюшки; и весь Сбежался двор, министры, камергеры И генералы; царь велел собрать Охотников и всех спустить своих Собак борзых и гончих - все напрасно:

Уж Серый Волк с царевной и с ИваномЦаревичем был далеко, и след Давно простыл; царевна же лежала Без всякого движенья у ИванаЦаревича в руках (так Серый Волк Ее, сердечную, перепугал).

Вот понемногу начала она Входить в себя, пошевелилась, глазки Прекрасные открыла и, совсем Очнувшись, подняла их на ИванаЦаревича и покраснела вся, Как роза алая, и с ней ИванЦаревич покраснел, и в этот миг Она и он друг друга полюбили Так сильно, что ни в сказке рассказать, Ни описать пером того не можно.

И пал в глубокую печаль ИванЦаревич: крепко, крепко не хотелось С царевною Еленою ему Расстаться и отдать ее царю Афрону; да и ей самой то было Страшнее смерти. Серый Волк, заметив Их горе, так сказал: “Иван-царевич, Изволишь ты кручиниться напрасно; Я помогу твоей кручине: это Не служба - службишка; прямая служба Ждет впереди”. И вот они уж в царстве Царя Афрона. Серый Волк сказал:

“Иван-царевич, здесь должны умненько Мы поступить: я превращусь в царевну; А ты со мной явись к царю Афрону.

Меня ему отдай и, получив Коня Золотогрива, поезжай вперед С Еленою Касимовной; меня вы Дождитесь в скрытном месте; ждать же вам Не будет скучно”. Тут, ударясь оземь, Стал Серый Волк царевною Еленой Касимовной. Иван-царевич, сдав Его с рук на руки царю Афрону И получив коня Золотогрива, На том коне стрелой пустился в лес, Где настоящая его ждала Царевна. Во дворце ж царя Афрона Тем временем готовилася свадьба:

И в тот же день с невестой царь к венцу Пошел; когда же их перевенчали И молодой был должен молодую Поцеловать, губами царь Афрон С шершавою столкнулся волчьей мордой, И эта морда за нос укусила Царя, и не жену перед собой Красавицу, а волка царь Афрон Увидел; Серый Волк недолго стал Тут церемониться: он сбил хвостом Царя Афрона с ног и прянул к двери.

Все принялись кричать: “Держи, держи!

Лови, лови!” Куда ты! Уж ИванаЦаревича с царевною Еленой Давно догнал проворный Серый Волк; И уж, сошед с коня Золотогрива, Иван-царевич пересел на Волка, И уж вперед они опять, как вихри, Летели. Вот приехали и в царство Далматово они. И Серый Волк Сказал: “В коня Золотогрива Я превращусь, а ты, Иван-царевич, Меня отдав царю и взяв жар-птицу, По-прежнему с царевною Еленой Ступай вперед; я скоро догоню вас”.

Так все и сделалось, как Волк устроил.

Немедленно велел Золотогрива Царь оседлать, и выехал на нем Он с свитою придворной на охоту; И впереди у всех он поскакал За зайцем; все придворные кричали:

“Как молодецки скачет царь Далмат!” Но вдруг из-под него на всем скаку Юркнул шершавый волк, и царь Далмат, Перекувырнувшись с его спины, Вмиг очутился головою вниз, Ногами вверх, и, по плеча ушедши В распаханную землю, упирался В нее руками, и, напрасно силясь Освободиться, в воздухе болтал Ногами; вся к нему тут свита Скакать пустилася; освободили Царя; потом все принялися громко Кричать: “Лови, лови! Трави, трави!” Но было некого травить; на Волке Уже по-прежнему сидел ИванЦаревич; на коне ж Золотогриве Царевна, и под ней Золотогрив Гордился и плясал; не торопясь, Большой дорогою они шажком Тихонько ехали; и мало ль, долго ль Их длилася дорога - наконец Они доехали до места, где ИванЦаревич Серым Волком в первый раз Был встречен; и еще лежали там Его коня белеющие кости; И Серый Волк, вздохнув, сказал ИвануЦаревичу: “Теперь, Иван-царевич, Пришла пора друг друга нам покинуть; Я верою и правдою доныне Тебе служил, и ласкою твоею Доволен, и, покуда жив, тебя Не позабуду; здесь же на прощанье Хочу тебе совет полезный дать:

Будь осторожен, люди злы; и братьям Родным не верь. Молю усердно бога, Чтоб ты домой доехал без беды И чтоб меня обрадовал приятным Известьем о себе. Прости, ИванЦаревич”. С этим словом Волк исчез.

Погоревав о нем, Иван-царевич, С царевною Еленой на седле, С жар-птицей в клетке за плечами, дале Поехал на коне Золотогриве, И ехали они дня три, четыре; И вот, подъехавши к границе царства, Где властвовал премудрый царь Демьян Данилович, увидели богатый Шатер, разбитый на лугу зеленом; И из шатра к ним вышли... кто же? Клим И Петр царевичи. Иван-царевич Был встречею такою несказанно Обрадован; а братьям в сердце зависть Змеей вползла, когда они жар-птицу С царевною Еленой у ИванаЦаревича увидели в руках:

Была им мысль несносна показаться Без ничего к отцу, тогда как брат Меньшой воротится к нему с жар-птицей, С прекрасною невестой и с конем Золотогривом и еще получит Полцарства по приезде; а когда Отец умрет, и все возьмет в наследство.

И вот они замыслили злодейство:

Вид дружеский принявши, пригласили Они в шатер свой отдохнуть ИванаЦаревича с царевною Еленой Прекрасною. Без подозренья оба Вошли в шатер. Иван-царевич, долгой Дорогой утомленный, лег и скоро Заснул глубоким сном; того и ждали Злодеи братья: мигом острый меч Ему они вонзили в грудь, и в поле Его оставили, и, взяв царевну, Жар-птицу и коня Золотогрива, Как добрые, отправилися в путь.

А между тем, недвижим, бездыханен, Облитый кровью, на поле широком Лежал Иван-царевич. Так прошел Весь день; уже склоняться начинало На запад солнце; поле было пусто; И уж над мертвым с черным вороненком Носился, каркая и распустивши Широко крылья, хищный ворон. Вдруг, Откуда ни возьмись, явился Серый Волк: он, беду великую почуяв, На помощь подоспел; еще б минута, И было б поздно. Угадав, какой Был умысел у ворона, он дал Ему на мертвое спуститься тело; И только тот спустился, разом цап Его за хвост; закаркал старый ворон.

“Пусти меня на волю. Серый Волк, - Кричал он. “Не пущу, - тот отвечал, - Пока не принесет твой вороненок Живой и мертвой мне воды!” И ворон Велел лететь скорее вороненку За мертвою и за живой водою.

Сын полетел, а Серый Волк, отца Порядком скомкав, с ним весьма учтиво Стал разговаривать, и старый ворон Довольно мог ему порассказать О том, что он видал в свой долгий век Меж птиц и меж людей. И слушал Его с большим вниманьем Серый Волк И мудрости его необычайной Дивился, но, однако, все за хвост Его держал и иногда, чтоб он Не забывался, мял его легонько В когтистых лапах. Солнце село; ночь Настала и прошла; и занялась Заря, когда с живой водой и мертвой В двух пузырьках проворный вороненок Явился. Серый Волк взял пузырьки И ворона-отца пустил на волю.

Потом он с пузырьками подошел К лежавшему недвижимо ИвануЦаревичу: сперва его он мертвой Водою вспрыснул - и в минуту рана Его закрылася, окостенелость Пропала в мертвых членах, заиграл Румянец на щеках; его он вспрыснул Живой водой - и он открыл глаза, Пошевелился, потянулся, встал И молвил: “Как же долго проспал я!” “И вечно бы тебе здесь спать, ИванЦаревич, - Серый Волк сказал, - когда б Не я; теперь тебе прямую службу Я отслужил; но эта служба, знай, Последняя; отныне о себе Заботься сам. А от меня прими Совет и поступи, как я тебе скажу.

Твоих злодеев братьев нет уж боле На свете; им могучий чародей Кощей бессмертный голову обоим Свернул, и этот чародей навел На ваше царство сон; и твой родитель, И подданные все его теперь Непробудимо спят; твою ж царевну С жар-птицей и конем Золотогривом Похитил вор Кощей; все трое Заключены в его волшебном замке.

Но ты, Иван-царевич, за свою Невесту ничего не бойся; злой Кощей над нею власти никакой Иметь не может: сильный талисман Есть у царевны; выйти ж ей из замка Нельзя; ее избавит только смерть Кощеева; а как найти ту смерть, и я Того не ведаю; об этом Баба Яга одна сказать лишь может. Ты, Иван-царевич, должен эту Бабу Ягу найти; она в дремучем, темном лесе, В седом, глухом бору живет в избушке.

На курьих ножках; в этот лес еще Никто следа не пролагал; в него Ни дикий зверь не заходил, ни птица Не залетала. Разъезжает Баба Яга по целой поднебесной в ступе, Пестом железным погоняет, след Метлою заметает. От нее Одной узнаешь ты, Иван-царевич, Как смерть Кощееву тебе достать.

А я тебе скажу, где ты найдешь Коня, который привезет тебя Прямой дорогой в лес дремучий к Бабе Яге. Ступай отсюда на восток; Придешь на луг зеленый; посреди Его растут три дуба; меж дубами В земле чугунная зарыта дверь С кольцом; за то кольцо ты подыми Ту дверь и вниз по лестнице сойди; Там за двенадцатью дверями заперт Конь богатырский; сам из подземелья К тебе он выбежит; того коня Возьми и с богом поезжай; с дороги Он не собьется. Ну, теперь прости, Иван-царевич; если бог велит С тобой нам свидеться, то это будет Не иначе, как у тебя на свадьбе”.

И Серый Волк помчался к лесу; вслед За ним смотрел Иван-царевич с грустью; Волк, к лесу подбежавши, обернулся, В последний раз махнул издалека Хвостом и скрылся. А Иван-царевич, Оборотившись на восток лицом, Пошел вперед. Идет он день, идет Другой; на третий он приходит к лугу Зеленому; на том лугу три дуба Растут; меж тех дубов находит он Чугунную с кольцом железным дверь; Он подымает дверь; под тою дверью Крутая лестница; по ней он вниз Спускается, и перед ним внизу Другая дверь, чугунная ж, и крепко Она замком висячим заперта.

И вдруг он слышит, конь заржал; и ржанье Так было сильно, что с петлей сорвавшись, Дверь наземь рухнула с ужасным стуком; И видит он, что вместе с ней упало Еще одиннадцать дверей чугунных.

За этими чугунными дверями Давным-давно конь богатырский заперт Был колдуном. Иван-царевич свистнул; Почуяв седока, на молодецкий Свист богатырский конь из стойла прянул И прибежал, легок, могуч, красив, Глаза как звезды, пламенные ноздри, Как туча грива, словом, конь не конь, А чудо. Чтоб узнать, каков он силой, Иван-царевич по спине его Повел рукой, и под рукой могучей Конь захрапел и сильно пошатнулся, Но устоял, копыта втиснув в землю; И человечьим голосом ИвануЦаревичу сказал он: “Добрый витязь, Иван-царевич, мне такой, как ты, Седок и надобен; готов тебе Я верою и правдою служить; Садися на меня, и с богом в путь наш Отправимся; на свете все дороги Я знаю; только прикажи, куда Тебя везти, туда и привезу”.

Иван-царевич в двух словах коню Все объяснил и, севши на него, Прикрикнул. И взвился могучий конь, От радости заржавши, на дыбы; Бьет по крутым бедрам его седок; И конь бежит, под ним земля дрожит; Несется выше он дерев стоячих, Несется ниже облаков ходячих, И прядает через широкий дол, И застилает узкий дол хвостом, И грудью все заграды пробивает, Летя стрелой и легкими ногами Былиночки к земле не пригибая, Пылиночки с земли не подымая.

Но, так скакав день целый, наконец Конь утомился, пот с него бежал Ручьями, весь был окружен, как дымом, Горячим паром он. Иван-царевич, Чтоб дать ему вздохнуть, поехал шагом; Уж было под вечер; широким полем Иван-царевич ехал и прекрасным Закатом солнца любовался. Вдруг Он слышит дикий крик; глядит... и что же?

Два Лешая дерутся на дороге, Кусаются, брыкаются, друг друга Рогами тычут. К ним Иван-царевич Подъехавши, спросил: “За что у вас, Ребята, дело стало?” - “Вот за что, - Сказал один. - Три клада нам достались:

Драчун-дубинка, скатерть-самобранка Да шапка-невидимка - нас же двое; Как поровну нам разделить? Мы заспорили, и вышла драка; ты Разумный человек; подай совет нам, Как поступить?” - “А вот как, - им ИванЦаревич отвечал. - Пущу стрелу, А вы за ней бегите; с места ж, где Она на землю упадет, обратно Пуститесь взапуски ко мне; кто первый Здесь будет, тот возьмет себе на выбор Два клада; а другому взять один.

Согласны ль вы?” - “Согласны”, - закричали Рогатые; и стали рядом. Лук Тугой свой натянув, пустил стрелу Иван-царевич: Лешие за ней Помчались, выпуча глаза, оставив На месте скатерть, шапку и дубинку.

Тогда Иван-царевич, взяв под мышку И скатерть и дубинку, на себя Надел спокойно шапку-невидимку, Стал невидим и сам и конь и дале Поехал, глупым Лешаям оставив На произвол, начать ли снова драку Иль помириться. Богатырский конь Поспел еще до захожденья солнца В дремучий лес, где обитала Баба Яга. И, въехав в лес, Иван-царевич Дивится древности его огромных Дубов и сосен, тускло освещенных Зарей вечернею; и все в нем тихо:

Деревья все как сонные стоят, Не колыхнется лист, не шевельнется Былинка; нет живого ничего В безмолвной глубине лесной, ни птицы Между ветвей, ни в травке червяка; Лишь слышится в молчанье повсеместном Гремучий топот конский. Наконец Иван-царевич выехал к избушке На курьих ножках. Он сказал: “Избушка, Избушка, к лесу стань задом, ко мне Стань передом”. И перед ним избушка Перевернулась; он в нее вошел; В дверях остановясь, перекрестился На все четыре стороны, потом, Как должно, поклонился и, глазами Избушку всю окинувши, увидел, Что на полу ее лежала Баба Яга, уперши ноги в потолок И в угол голову. Услышав стук В дверях, она сказала: “Фу! фу! фу!

Какое диво! Русского здесь духу До этих пор не слыхано слыхом, Не видано видом, а нынче русский Дух уж в очах свершается. Зачем Пожаловал сюда, Иван-царевич?

Неволею или волею? Доныне Здесь ни дубравный зверь не проходил, Ни птица легкая не пролетала, Ни богатырь лихой не проезжал; Тебя как бог сюда занес, ИванЦаревич?” - “Ах, безмозглая ты ведьма!- Сказал Иван-царевич Бабе Яге. - Сначала накорми, напой Меня ты, молодца, да постели Постелю мне, да выспаться мне дай, Потом расспрашивай”. И тотчас Баба Яга, поднявшись на ноги, ИванаЦаревича как следует обмыла И выпарила в бане, накормила И напоила, да и тотчас спать В постелю уложила, так примолвив:

“Спи, добрый витязь; утро мудренее, Чем вечер; здесь теперь спокойно Ты отдохнешь; нужду ж свою расскажешь Мне завтра; я, как знаю, помогу”.

Иван-царевич, богу помолясь, В постелю лег и скоро сном глубоким Заснул и проспал до полудня. Вставши, Умывшися, одевшися, он Бабе Яге подробно рассказал, зачем Заехал к ней в дремучий лес; и Баба Яга ему ответствовала так:

“Ах! добрый молодец Иван-царевич, Затеял ты нешуточное дело; Но не кручинься, все уладим с богом; Я научу, как смерть тебе Кощея Бессмертного достать; изволь меня послушать; на море на Окияне, На острове великом на Буяне Есть старый дуб; под этим старым дубом Зарыт сундук, окованный железом; В том сундуке лежит пушистый заяц; В том зайце утка серая сидит; А в утке той яйцо; в яйце же смерть Кощеева. Ты то яйцо возьми И с ним ступай к Кощею, а когда В его приедешь замок, то увидишь, Что змей двенадцатиголовый вход В тот замок стережет; ты с этим змеем Не думай драться, у тебя на то Дубинка есть; она его уймет.

А ты, надевши шапку-невидимку, Иди прямой дорогою к Кощею Бессмертному; в минуту он издохнет, Как скоро ты при нем яйцо раздавишь, Смотри лишь не забудь, когда назад Поедешь, взять и гусли-самогуды:

Лишь их игрою только твой родитель Демьян Данилович и все его Заснувшее с ним вместе государство Пробуждены быть могут. Ну, теперь Прости, Иван-царевич; бог с тобою; Твой добрый конь найдет дорогу сам; Когда ж свершишь опасный подвиг свой, То и меня, старуху, помяни Не лихом, а добром”. Иван-царевич, Простившись с Бабою Ягою, сел На доброго коня, перекрестился, По молодецки свистнул, конь помчался, И скоро лес дремучий за ИваномЦаревичем пропал в дали, и скоро Мелькнуло впереди чертою синей На крае неба море Окиян.

Вот прискакал и к морю Окияну Иван-царевич. Осмотрясь, он видит, Что у моря лежит рыбачий невод И что в том неводе морская щука Трепещется. И вдруг ему та щука По-человечьи говорит: “ИванЦаревич, вынь из невода меня И в море брось; тебе я пригожуся”.

Иван-царевич тотчас просьбу щуки Исполнил, и она, хлестнув хвостом В знак благодарности, исчезла в море.

А на море глядит Иван-царевич В недоумении; на самом крае, Где небо с ним как будто бы слилося, Он видит, длинной полосою остров Буян чернеет; он и недалек; Но кто туда перевезет? Вдруг конь Заговорил: “О чем, Иван-царевич, Задумался? О том ли, как добраться Нам до Буяна острова? Да что За трудность? Я тебе корабль; сиди На мне, да крепче за меня держись, Да не робей, и духом доплывем”.

И в гриву конскую Иван-царевич Рукою впутался, крутые бедра Коня ногами крепко стиснул; конь Рассвирепел и, расскакавшись, прянул С крутого берега в морскую бездну; На миг и он и всадник в глубине Пропали; вдруг раздвинулася с шумом Морская зыбь, и вынырнул могучий Конь из нее с отважным седоком; И начал конь копытами и грудью Бить по водам и волны пробивать, И вкруг него кипела, волновалась, И пенилась, и брызгами взлетала Морская зыбь, и сильными прыжками, Под крепкие копыта загребая Кругом ревущую волну, как легкий На парусах корабль с попутным ветром, Вперед стремился конь, и длинный след Шипящею за ним бежал змеею; И скоро он до острова Буяна Доплыл и на берег его отлогий Из моря выбежал, покрытый пеной.

Не стал Иван-царевич медлить; он, Коня пустив по шелковому лугу Ходить, гулять и траву медовую Щипать, пошел поспешным шагом к дубу, Который рос у берега морского На высоте муравчатого холма.

И, к дубу подошед, Иван-царевич Его шатнул рукою богатырской, Но крепкий дуб не пошатнулся; он Опять его шатнул - дуб скрипнул; он Еще шатнул его и посильнее, Дуб покачнулся, и под ним коренья Зашевелили землю; тут Иван-царевич Всей силою рванул его - и с треском Он повалился, из земли коренья Со всех сторон, как змеи, поднялися, И там, где ими дуб впивался в землю, Глубокая открылась яма. В ней Иван-царевич кованый сундук Увидел; тотчас тот сундук из ямы Он вытащил, висячий сбил замок, Взял за уши лежавшего там зайца И разорвал; но только лишь успел Он зайца разорвать, как из него Вдруг выпорхнула утка; быстро Она взвилась и полетела к морю; В нее пустил стрелу Иван-царевич, И метко так, что пронизал ее Насквозь; закрякав, кувырнулась утка; И из нее вдруг выпало яйцо И прямо в море; и пошло, как ключ, Ко дну. Иван-царевич ахнул; вдруг, Откуда ни возьмись, морская щука Сверкнула на воде, потом юркнула, Хлестнув хвостом, на дно, потом опять Всплыла и, к берегу с яйцом во рту Тихохонько приближась, на песке Яйцо оставила, потом сказала:

“Ты видишь сам теперь, Иван-царевич, Что я тебе в час нужный пригодилась”.

С сим словом щука уплыла. ИванЦаревич взял яйцо; и конь могучий С Буяна острова на твердый берег Его обратно перенес. И дале Конь поскакал и скоро прискакал К крутой горе, на высоте которой Кощеев замок был; ее подошва Обведена была стеной железной; А у ворот железной той стены Двенадцатиголовый змей лежал; И из его двенадцати голов Всегда шесть спали, шесть не спали, днем И ночью по два раза для надзора Сменяясь; а в виду ворот железных Никто и вдалеке остановиться Не смел; змей подымался, и от зуб Его уж не было спасенья - он Был невредим и только сам себя Мог умертвить: чужая ж сила сладить С ним никакая не могла. Но конь Был осторожен; он подвез ИванаЦаревича к горе со стороны, Противной воротам, в которых змей Лежал и караулил; потихоньку Иван-царевич в шапке-невидимке Подъехал к змею; шесть его голов Во все глаза по сторонам глядели, Разинув рты, оскалив зубы; шесть Других голов на вытянутых шеях Лежали на земле, не шевелясь, И, сном объятые, храпели. Тут Иван-царевич, подтолкнув дубинку, Висевшую спокойно на седле, Шепнул ей: “Начинай!” Не стала долго Дубинка думать, тотчас прыг с седла, На змея кинулась и ну его По головам и спящим и неспящим Гвоздить. Он зашипел, озлился, начал Туда, сюда бросаться; а дубинка Его себе колотит да колотит; Лишь только он одну разинет пасть, Чтобы ее схватить - ан нет, прошу Не торопиться, уж она Ему другую чешет морду; все он Двенадцать ртов откроет, чтоб ее Поймать, - она по всем его зубам, Оскаленным как будто напоказ, Гуляет и все зубы чистит; взвыв И все носы наморщив, он зажмет Все рты и лапами схватить дубинку Попробует - она тогда его Честит по всем двенадцати затылкам; Змей в исступлении, как одурелый, Кидался, выл, кувыркался, от злости Дышал огнем, грыз землю - все напрасно!

Не торопясь, отчетливо, спокойно, Без промахов, над ним свою дубинка Работу продолжает и его, Как на току усердный цеп, молотит; Змей наконец озлился так, что начал Грызть самого себя и, когти в грудь Себе вдруг запустив, рванул так сильно, Что разорвался надвое и, с визгом На землю грянувшись, издох. Дубинка Работу и над мертвым продолжать Свою, как над живым, хотела; но Иван-царевич ей сказал: “Довольно!” И вмиг она, как будто не бывала Ни в чем, повисла на седле. ИванЦаревич, у ворот коня оставив И разостлавши скатерть-самобранку У ног его, чтоб мог усталый конь Наесться и напиться вдоволь, сам Пошел, покрытый шапкой-невидимкой, С дубинкою на всякий случай и с яйцом В Кощеев замок. Трудновато было Карабкаться ему на верх горы; Вот, наконец, добрался и до замка Кощеева Иван-царевич. Вдруг Он слышит, что в саду недалеко Играют гусли-самогуды; в сад Вошедши, в самом деле он увидел, Что гусли на дубу висели и играли И что под дубом тем сама Елена Прекрасная сидела, погрузившись В раздумье. Шапку-невидимку снявши, Он тотчас ей явился и рукою Знак подал, чтоб она молчала. Ей Потом он на ухо шепнул: “Я смерть Кощееву принес; ты подожди Меня на этом месте; я с ним скоро Управлюся и возвращусь; и мы Немедленно уедем”. Тут ИванЦаревич, снова шапку-невидимку Надев, хотел идти искать Кощея Бессмертного в его волшебном замке, Но он и сам пожаловал. Приближаясь, Он стал перед царевною Еленой Прекрасною и начал попрекать ей Ее печаль и говорить: “ИванЦаревич твой к тебе уж не придет; Его уж нам не воскресить. Но чем же Я не жених тебе, скажи сама, Прекрасная моя царевна? Полно ж Упрямиться, упрямство не поможет; Из рук моих оно тебя не вырвет; Уж я...” Дубинке тут шепнул ИванЦаревич: “Начинай!” И принялась Она трепать Кощею спину. С криком, Как бешеный, коверкаться и прыгать Он начал, а Иван-царевич, шапки Не сняв, стал приговаривать: “Прибавь, Прибавь, дубинка; поделом ему, Собаке, не воруй чужих невест; Не докучай своей волчьей харей И глупым сватовством своим прекрасным Царевнам; злого сна не наводи На царства! Крепче бей его, дубинка!” “Да где ты! Покажись! - кричал Кощей - Перекувырнулся и околел.

Иван-царевич из саду с царевной Еленою прекрасной вышел, взять Не позабывши гусли-самогуды, Жар-птицу и коня Золотогрива.

Когда ж они с крутой горы спустились И, севши на коней, в обратный путь Поехали, гора, ужасно затрещав, Упала с замком, и на месте том Явилось озеро, и долго черный Над ним клубился дым, распространяясь По всей окрестности с великим смрадом.

Тем временем Иван-царевич, дав Коням на волю их везти, как им Самим хотелось, весело с прекрасной Невестой ехал. Скатерть-самобранка Усердно им дорогою служила, И был всегда готов им вкусный завтрак, Обед и ужин в надлежащий час:

На мураве душистой утром, в полдень Под деревом густовершинным, ночью Под шелковым шатром, который был Всегда из двух отдельных половин Составлен. И за каждой их трапезой Играли гусли-самогуды; ночью Светила им жар-птица, а дубинка Стояла на часах перед шатром; Кони же, подружась, гуляли вместе, Каталися по бархатному лугу, Или траву росистую щипали, Иль, голову кладя поочередно Друг другу на спину, спокойно спали.

Так ехали они путем-дорогой И наконец приехали в то царство, Которым властвовал отец ИванаЦаревича, премудрый царь Демьян Данилович. И царство все, от самых Его границ до царского дворца, Объято было сном непробудимым; И где они ни проезжали, все Там спало; на поле перед сохой Стояли спящие волы; близ них С своим бичом, взмахнутым и заснувшим На взмахе, пахарь спал; среди большой Дороги спал ездок с конем, и пыль, Поднявшись, сонная, недвижным клубом Стояла; в воздухе был мертвый сон; На деревах листы дремали молча; И в ветвях сонные молчали птицы; В селеньях, в городах все было тихо, Как будто в гробе: люди по домам, По улицам, гуляя, сидя, стоя, И с ними всё: собаки, кошки, куры, В конюшнях лошади, в закутах овцы, И мухи на стенах, и дым в трубах - Всё спало. Так в отцовскую столицу Иван-царевич напоследок прибыл С царевною Еленою прекрасной.

И, на широкий въехав царский двор, Они на нем лежащие два трупа Увидели: то были Клим и Петр Царевичи, убитые Кощеем.

Иван-царевич, мимо караула, Стоявшего в параде сонным строем, Прошед, по лестнице повел невесту В покои царские. Был во дворце, По случаю прибытия двух старших Царевых сыновей, богатый пир В тот самый час, когда убил обоих Царевичей и сон на весь народ Навел Кощей: весь пир в одно мгновенье Тогда заснул, кто как сидел, кто как Ходил, кто как плясал; и в этом сне Еще их всех нашел Иван-царевич; Демьян Данилович спал стоя; подле Царя храпел министр его двора С открытым ртом, с неконченным во рту Докладом; и придворные чины, Все вытянувшись, сонные стояли Перед царем, уставив на него Свои глаза, потухшие от сна, С подобострастием на сонных лицах, С заснувшею улыбкой на губах.

Иван-царевич, подошед с царевной Еленою прекрасною к царю, Сказал: “Играйте, гусли-самогуды”; И заиграли гусли-самогуды...

Вдруг все очнулось, все заговорило, Запрыгало и заплясало; словно Ни на минуту не был прерван пир.

А царь Демьян Данилович, увидя, Что перед ним с царевною Еленой Прекрасною стоит Иван-царевич, Его любимый сын, едва совсем Не обезумел: он смеялся, плакал, Глядел на сына, глаз не отводя, И целовал его, и миловал, И напоследок так развеселился, Что руки в боки - и пошел плясать С царевною Еленою прекрасной.

Потом он приказал стрелять из пушек, Звонить в колокола и бирючам Столице возвестить, что возвратился Иван-царевич, что ему полцарства Теперь же уступает царь Демьян Данилович, что он наименован Наследником, что завтра брак его С царевною Еленою свершится В придворной церкви и что царь Демьян Данилович весь свой народ зовет На свадьбу к сыну, всех военных, статских, Министров, генералов, всех дворян Богатых, всех дворян мелкопоместных, Купцов, мещан, простых людей и даже Всех нищих. И на следующий день Невесту с женихом повел Демьян Данилович к венцу; когда же их Перевенчали, тотчас поздравленье Им принесли все знатные чины Обоих полов; а народ на площади Дворцовой той порой кипел, как море; Когда же вышел с молодыми царь К нему на золотой балкон, от крика:

“Да здравствует наш государь Демьян Данилович с наследником ИваномЦаревичем и с дочерью царевной Еленою прекрасною!” - все зданья Столицы дрогнули и от взлетевших На воздух шапок божий день затмился.

Вот на обед все званные царем Сошлися гости - вся его столица; В домах осталися одни больные Да дети, кошки и собаки. Тут Свое проворство скатерть-самобранка Явила: вдруг она на целый город Раскинулась; сама собою площадь Уставилась столами, и столы По улицам в два ряда протянулись; На всех столах сервиз был золотой, И не стекло, хрусталь; а под столами Шелковые ковры повсюду были Разостланы; и всем гостям служили Гайдуки в золотых ливреях. Был Обед такой, какого никогда Никто не слыхивал: уха, как жидкий Янтарь, сверкавшая в больших кастрюлях; Огромножирные, длиною в сажень Из Волги стерляди на золотых Узорных блюдах; кулебяка с сладкой Начинкою, с груздями гуси, каша С сметаною, блины с икрою свежей И крупной, как жемчуг, и пироги Подовые, потопленные в масле; А для питья шипучий квас в хрустальных Кувшинах, мартовское пиво, мед Душистый и вино из всех земель:

Шампанское, венгерское, мадера, И ренское, и всякие наливки - Короче молвить, скатерть-самобранка Так отличилася, что было чудо.

Но и дубинка не лежала праздно:

Вся гвардия была за царский стол Приглашена, вся даже городская Полиция - дубинка молодецки За всех одна служила: во дворце Держала караул; она ж ходила По улицам, чтоб наблюдать везде Порядок: кто ей пьяный попадался, Того она толкала в спину прямо На съезжую; кого ж в пустом где доме За кражею она ловила, тот Был так отшлепан, что от воровства Навеки отрекался и вступал На путь добродетели - дубинка, словом, Неимоверные во время пира Царю, гостям и городу всему Услуги оказала. Между тем Всё во дворце кипело, гости ели И пили так, что с их румяных лиц Катился пот; тут гусли-самогуды Явили все усердие свое:

При них не нужен был оркестр, и гости Уж музыки наслышались такой, Какая никогда им и во сне Не грезилась. Но вот, когда наполнив Вином заздравный кубок, царь Демьян Данилович хотел провозгласить Сам многолетье новобрачным, громко На площади раздался трубный звук; Все изумились, все оторопели; Царь с молодыми сам идет к окну, И что же их является очам?

Карета в восемь лошадей (трубач С трубою впереди) к крыльцу дворца Сквозь улицу толпы народной скачет; И та карета золотая; козлы С подушкою и бархатным покрыты Наметом; назади шесть гайдуков; Шесть скороходов по бокам; ливреи На них из серого сукна, по швам Басоны; на каретных дверцах герб:

В червленом поле волчий хвост под графской Короною. В карету заглянув, Иван-царевич закричал: “Да это Мой благодетель Серый Волк!” Его Встречать бегом он побежал. И точно, Сидел в карете Серый Волк; ИванЦаревич, подскочив к карете, дверцы Сам отворил, подножку сам откинул И гостя высадил; потом он, с ним Поцеловавшись, взял его за лапу, Ввел во дворец и сам его царю Представил. Серый Волк, отдав поклон Царю, осанисто на задних лапах Всех обошел гостей, мужчин и дам, И всем, как следует, по комплименту Приятному сказал; он был одет Отлично: красная на голове Ермолка с кисточкой, под морду лентой Подвязанная; шелковый платок На шее; куртка с золотым шитьем; Перчатки лайковые с бахромою; Перепоясанные тонкой шалью Из алого атласа шаровары; Сафьяновые на задних лапах туфли, И на хвосте серебряная сетка С жемчужною кистью - так был Серый Волк Одет. И всех своим он обхожденьем Очаровал; не только что простые Дворяне маленьких чинов и средних, Но и чины придворные, статс-дамы И фрейлины все были от него Как без ума. И, гостя за столом С собою рядом посадив, Демьян Данилович с ним кубком в кубок стукнул И возгласил здоровье новобрачным, И пушечный заздравный грянул залп.

Пир царский и народный продолжался До темной ночи; а когда настала Ночная тьма, жар-птицу на балконе В ее богатой клетке золотой Поставили, и весь дворец, и площадь, И улицы, кипевшие народом, Яснее дня жар-птица осветила.

И до утра столица пировала.

Был ночевать оставлен Серый Волк; Когда же на другое утро он, Собравшись в путь, прощаться стал с ИваномЦаревичем, его Иван-царевич Стал уговаривать, чтоб он у них Остался на житье, и уверял, Что всякую получит почесть он, Что во дворце дадут ему квартиру, Что будет он по чину в первом классе, Что разом все получит ордена, И прочее. Подумав, Серый Волк В знак своего согласия ИвануЦаревичу дал лапу, и ИванЦаревич так был тронут тем, что лапу Поцеловал. И во дворце стал жить Да поживать по-царски Серый Волк.

Вот наконец, по долгом, мирном, славном Владычестве, премудрый царь Демьян Данилович скончался, на престол Взошел Иван Демьянович; с своей Царицей он до самых поздних лет Достигнул, и господь благословил Их многими детьми; а Серый Волк Душою в душу жил с царем Иваном Демьяновичем, нянчился с его Детьми, сам, как дитя, резвился с ними, Меньшим рассказывал нередко сказки, А старших выучил читать, писать И арифметике и им давал Полезные для сердца наставленья.

Вот напоследок, царствовав премудро, И царь Иван Демьянович скончался; За ним последовал и Серый Волк В могилу. Но в его нашлись бумагах Подробные записки обо всем, Что на своем веку в лесу и свете Заметил он, и мы из тех записок Составили правдивый наш рассказ.