Тюльпанное дерево

Однажды жил, не знаю где, богатый И добрый человек. Он был женат И всей душой любил свою жену; Но не было у них детей; и это Их сокрушало, и они молились, Чтобы господь благословил их брак; И к господу молитва их достигла.

Был сад кругом их дома; на поляне Там дерево тюльпанное росло.

Под этим деревом однажды (это Случилось в зимний день) жена сидела И с яблока румяного ножом Снимала кожу; вдруг ей острый нож Легонько палец оцарапал; кровь Пурпурной каплею на белый снег Упала; тяжело вздохнув, она Подумала: “О! если б бог нам дал Дитя, румяное, как эта кровь, И белое, как этот чистый снег!” И только что она сказала это, в сердце Ее как будто что зашевелилось, Как будто из него утешный голос Шепнул ей: “Сбудется”. Пошла в раздумье Домой. Проходит месяц - снег растаял; Другой проходит - все в лугах и рощах Зазеленело; третий месяц миновался - Цветы покрыли землю, как ковер; Пропал четвертый - все в лесу деревья Срослись в один зеленый свод, и птицы В густых ветвях запели голосисто, И с ними весь широкий лес запел.

Когда же пятый месяц был в исходе - Под дерево тюльпанное она Пришла; оно так сладко, так свежо Благоухало, что ее душа Глубокою, неведомой тоскою Была проникнута; когда шестой Свершился месяц - стали наливаться Плоды и созревать; она же стала Задумчивей и тише; наступает Седьмой - и часто, часто под своим Тюльпанным деревом она одна Сидит и плачет, и ее томит Предчувствие тяжелое; настал Осьмой - она в конце его больная Слегла в постелю и сказала мужу В слезах: “Когда умру, похорони Меня под деревом тюльпанным”; месяц Девятый кончился - и родился У ней сынок, как кровь румяный, белый Как снег; она ж обрадовалась так, Что умерла. И муж похоронил Ее в саду, под деревом тюльпанным.

И горько плакал он об ней; и целый Проплакал год; и начала печаль В нем утихать; и наконец утихла Совсем; и он женился на другой Жене и скоро с нею прижил дочь.

Но не была ничем жена вторая На первую похожа; в дом его Не принесла она с собою счастья.

Когда она на дочь свою родную Смотрела, в ней смеялася душа; Когда ж глаза на сироту, на сына Другой жены, невольно обращала, В ней сердце злилось: он как будто ей И жить мешал; а хитрый искуситель Против него нашептывал всечасно Ей злые замыслы. В слезах и в горе Сиротка рос, и ни одной минуты Веселой в доме не было ему.

Однажды мать была в своей каморке, И перед ней стоял сундук открытый С тяжелой, кованной железом кровлей И с острым нутряным замком: сундук Был полон яблок. Тут сказала ей Марлиночка (так называли дочь):

“Дай яблочко, родная, мне”. - “Возьми”, - Ей отвечала мать. “И братцу дай”, - Прибавила Марлиночка. Сначала Нахмурилася мать; но враг лукавый Вдруг что-то ей шепнул; она сказала:

“Марлиночка, поди теперь отсюда; Обоим вам по яблочку я дам, Когда твой брат воротится домой”.

(А из окна уж видела она, Что мальчик шел, и чудилося ей, Что будто на нее с ним вместе злое Шло искушенье.) Кованый сундук Закрыв, она глаза на двери дико Уставила; когда ж их отворил Малютка и вошел, ее лицо Белее стало полотна; поспешно Она ему дрожащим и глухим Сказала голосом: “Вынь для себя И для Марлиночки из сундука Два яблока”. При этом слове ей Почудилось, что кто-то подле громко Захохотал; а мальчик, на нее Взглянув, спросил: “Зачем ты на меня Так страшно смотришь?” - “Выбирай скорее!” - Она, поднявши кровлю сундука, Ему сказала, и ее глаза Сверкнули острым блеском. Мальчик робко За яблоком нагнулся головой В сундук; тут ей лукавый враг шепнул:

“Скорей!” И кровлею она тяжелой Захлопнула сундук, и голова Малютки, как ножом, была железным Отрезана замком и, отскочивши, Упала в яблоки. Холодной дрожью Злодейку обдало. “Что делать мне?” - Подумала она, смотря на страшный Захлопнутый сундук. И вот она Из шкапа шелковый платок достала И, голову отрезанную к шее Приставив, тем платком их обвила Так плотно, что приметить ничего Не можно было, и потом она Перед дверями мертвого на стул (Дав в руки яблоко ему и к стенке Его спиной придвинув) посадила; И наконец, как будто не была Ни в чем, пошла на кухню стряпать. Вдруг Марлиночка в испуге прибежала И шепчет: “Посмотри туда; там братец Сидит в дверях на стуле; он так бел И держит яблоко в руке; но сам Не ест; когда ж его я попросила, Чтоб дал мне яблоко, не отвечал Ни слова, не взглянул; мне стало страшно”.

На то сказала мать: “Поди к нему И попроси в другой раз; если ж он Опять ни слова отвечать не будет И на тебя не взглянет, подери Его покрепче за ухо: он спит”.

Марлиночка пошла и видит: братец Сидит в дверях на стуле, бел как снег; Не шевелится, не глядит и держит,

Как прежде, яблоко в руках, но сам Его не ест. Марлиночка подходит И говорит: “Дай яблочко мне, братец”.

Ответа нет. Тут за ухо она Тихонько братца дернула; и вдруг От плеч его отпала голова И покатилась. С криком прибежала Марлиночка на кухню: “Ах! родная, Беда, беда! Я братца моего Убила! Голову оторвала Я братцу!” И бедняжка заливалась Слезами и кричала криком. Ей Сказала мать: “Марлиночка, уж горю Не пособить; нам надобно скорей Его прибрать, пока не воротился Домой отец; возьми и отнеси Его покуда в сад и спрячь там; завтра Его сама в овраг я брошу; волки Его съедят, и косточек никто Не сыщет; перестань же плакать; делай, Что я велю”. Марлиночка пошла; Она, широкой белой простынею Обвивши тело, отнесла его, Рыдая, в сад и там его тихонько Под деревом тюльпанным положила На свежий дерн, который покрывал Могилку матери его... И что же?

Могилка вдруг раскрылася и тело Взяла, и снова дерн зазеленел На ней, и расцвели на ней цветы, И из цветов вдруг выпорхнула птичка, И весело запела, и взвилась Под облака, и в облаках пропала.

Марлиночка сперва оторопела; Потом (как будто кто в ее душе Печаль заговорил) ей стало вдруг Легко - пошла домой и никому О бывшем с нею не сказала. Скоро Пришел домой отец. Не видя сына, Спросил он с беспокойством: “Где он?” Мать, Вся помертвев, поспешно отвечала:

“Ранехонько ушел он со двора И все еще не возвращался”. Было Уж за полдень; была пора обедать, И накрывать на стол хозяйка стала.

Марлиночка ж сидела в уголку, Не шевелясь и молча; день был светлый; Ни облачка на небе не бродило, И тихо блеск полуденного солнца Лежал на зелени дерев, и было Повсюду все спокойно. Той порою Спорхнувшая с могилы братца птичка Летала да летала; вот она На кустик села под окошком дома, Где золотых дел мастер жил. Она, Расправив крылышки, запела громко:

“Зла мачеха зарезала меня; Отец родной не ведает о том; Сестрица же Марлиночка меня Близ матушки родной моей в саду Под деревом тюльпанным погребла”.

Услышав это, золотых дел мастер В окошко выглянул; он так пленился Прекрасною птичкою, что закричал:

“Пропой еще раз, милая пичужка!” “Я даром дважды петь не стану, - птичка Сказала, - подари цепочку мне, И запою”. Услышав это, мастер Богатую ей бросил из окна Цепочку. Правой лапкою схвативши Цепочку ту, свою запела песню Звучней, чем прежде, птичка и, допевши, Спорхнула с кустика с своей добычей, И полетела далее, и скоро На кровле домика, где жил башмачник, Спустилася и там опять запела:

“Зла мачеха зарезала меня; Отец родной не ведает о том; Сестрица же Марлиночка меня Близ матушки родной моей в саду Под деревом тюльпанным погребла”.

Башмачник в это время у окна Шил башмаки; услышав песню, он Работу бросил, выбежал во двор И видит, что сидит на кровле птичка Чудесной красоты. “Ах! птичка, птичка, - Сказал башмачник, - как же ты прекрасно Поешь. Нельзя ль еще раз ту же песню Пропеть?” - “Я даром дважды не пою, - Сказала птичка, - дай мне пару детских Сафьянных башмаков”. Башмачник тотчас Ей вынес башмаки. И, левой лапкой Их взяв, свою опять запела песню Звучней, чем прежде, птичка и, допевши, Спорхнула с кровли с новою добычей, И полетела далее, и скоро На мельницу, которая стояла Над быстрой речкою во глубине Прохладныя долины, прилетела.

Был стук и шум от мельничных колес, И с громом в ней молол огромный жернов; И в воротах ее рубили двадцать Работников дрова. На ветку липы, Которая у мельничных ворот Росла, спустилась птичка и запела:

“Зла мачеха зарезала меня”; Один работник, то услышав, поднял Глаза и перестал рубить дрова.

“Отец родной не ведает о том”; Оставили еще работу двое.

“Сестрица же Марлиночка меня”; Тут пятеро еще, глаза на липу Оборотив, работать перестали.

“Близ матушки родной моей в саду”; Еще тут восемь вслушалися в песню; Остолбеневши, топоры они На землю бросили и на певицу Уставили глаза; когда ж она Умолкнула, последнее пропев:

“Под деревом тюльпанным погребла”; Все двадцать разом кинулися к липе И закричали: “Птичка, птичка, спой нам Еще раз песенку твою”. На это Сказала птичка: “Дважды петь не стану Я даром; если же вы этот жернов Дадите мне, я запою”. - “Дадим, Дадим!” - в один все голос закричали.

С трудом великим общей силой жернов Подняв с земли, они его надели На шею птичке; и она, как будто В жемчужном ожерелье, отряхнувшись И крылышки расправивши, запела Звучней, чем прежде, и, допев, спорхнула С зеленой ветви и умчалась быстро, На шее жернов, в правой лапке цепь И в левой башмаки. И так она На дерево тюльпанное в саду Спустилась. Той порой отец сидел Перед окном; по-прежнему в углу Марлиночка; а мать на стол сбирала “Как мне легко! - сказал отец. - Как светел И тепел майский день!” - “А мне, - сказала Жена, - так тяжело, так душно!

Как будто бы сбирается гроза”.

Марлиночка ж, прижавшись в уголок, Не шевелилася, сидела молча И плакала. А птичка той порой, На дереве тюльпанном отдохнувши, Полетом тихим к дому полетела.

“Как на душе моей легко! - опять Сказал отец. - Как будто бы кого Родного мне увидеть”. - “Мне ж, - сказала Жена, - так страшно! Все во мне дрожит; И кровь по жилам льется как огонь”.

Марлиночка ж ни слова; в уголку Сидит, не шевелясь, и тихо плачет.

Вдруг птичка, к дому подлетев, запела:

“Зла мачеха зарезала меня”; Услышав это, мать в оцепененье Зажмурила глаза, заткнула уши, Чтоб не видать и не слыхать; но в уши Гудело ей, как будто шум грозы, В зажмуренных глазах ее сверкало, Как молния, и пот смертельный тело Ее, как змей холодный, обвивал.

“Отец родной не ведает о том”.

“Жена, - сказал отец, - смотри, какая Там птичка! Как поет! А день так тих, Так ясен и такой повсюду запах, Что скажешь: вся земля в цветы оделась.

Пойду и посмотрю на эту птичку”.

“Останься, не ходи, - сказала в страхе Жена. - Мне чудится, что весь наш дом В огне”. Но он пошел. А птичка пела:

“Близ матушки родной моей в саду Под деревом тюльпанным погребла”.

И в этот миг цепочка золотая Упала перед ним. “Смотрите, - он Сказал, - какой подарок дорогой Мне птичка бросила”. Тут не могла Жена от страха устоять на месте И начала как в исступленье бегать По горнице. Опять запела птичка:

“Зла мачеха зарезала меня”.

А мачеха бледнела и шептала:

“О! если б на меня упали горы, Лишь только б этой песни не слыхать!” “Отец родной не ведает о том”; Тут повалилася она на землю, Как мертвая, как труп окостенелый.

“Сестрица же Марлиночка меня...” Марлиночка, вскочив при этом с места, Сказала: “Побегу, не даст ли птичка Чего и мне”. И, выбежав, глазами Она искала птички. Вдруг упали Ей в руки башмаки; она в ладоши От радости захлопала. “Мне было До этих пор так грустно, а теперь Так стало весело, так живо!” “Нет, - простонала мать, - я не могу Здесь оставаться; я задохнусь; сердце Готово лопнуть”. И она вскочила; На голове ее стояли дыбом, Как пламень, волосы, и ей казалось, Что все кругом ее валилось. В двери Она в безумье кинулась... Но только Ступила за порог, тяжелый жернов Бух!.. и ее как будто не бывало; На месте же, где казнь над ней свершилась, Столбом огонь поднялся из земли.

Когда ж исчез огонь, живой явился Там братец; и Марлиночка к нему На шею кинулась. Отец же долго Искал жены глазами; но ее Он не нашел. Потом все трое сели; Усердно богу помолясь, за стол; Но за столом никто не ел, и все Молчали; и у всех на сердце было Спокойно, как бывает всякий раз, Когда оно почувствует живей Присутствие невидимого бога.