Иляна Косынзяна
В ее косе Роза в росе
Жил-был на свете богатый человек. Всего у него было в доме вдоволь, одного не хватало: хоть и был он в возрасте, а жена все ему детей не приносила.
Однажды говорит ему жена:
__ Погляди-ка, муженек, сколько у нас добра всякого, а дитя нам господь не дал. И на старости лет не на кого нам будет опереться, некого будет приласкать. Хуже, кажись, ничего и нет на свете. Ступай-ка ты к лекарям, не дадут ли они тебе снадобья какого, чтобы и нам детей иметь.
Поплелся горемыка по свету, у многих лекарей побывал, всяких снадобьев жене принес, но прошел год, прошел второй, а она все детей не родит.
Ни один лекарь им так и не помог. Тогда жена ему опять говорит:
- Ступай-ка, муженек, к знахаркам, попробуем и их сна-добьев, авось повезет...
Ходил, ходил наш молдаван, пока набрел на искусную знахарку. Выслушала его старуха и так велела:
- Ты, человече, не кручинься. Ступай домой и спроси у жены, чего бы ей покушать хотелось, а дома того нет. А потом придешь ко мне и скажешь.
Вернулся муж домой и стал жену расспрашивать, чего бы ей покушать хотелось, а дома того нет.
- Да у нас, чай, дом - полная чаша, - говорит жена.- Мне и не придумать такого, всего у нас вдоволь.
- А ты подумай, подумай, авось вспомнишь.
Думала жена, думала да вдруг вспомнила, что хотелось бы ей покушать рыбки-уклейки. Услыхал муж такое, побежал к знахарке и все ей поведал.
- Вот и ладно, - говорит знахарка. - Это и будет тебе снадобьем. Ступай на ярмарку. По дороге встретишь рыбака. Купи у него рыбку-уклейку и дай жене покушать.
Муж так и сделал: пошел на ярмарку и встретил дорогой рыбака.
- Мэй, рыбаче, не продашь ли ты мне рыбки немножко, мне на лекарство нужно.
- И продал бы, мил человек, да все уже продано.
- А ты посмотри хорошенько в корзине, авось хоть что-нибудь найдешь. Мне немного надобно.
Порылся рыбак в корзине и кашел под листьями двадцать одну уклейку. Взял у него муж рыбу и заплатил за нее не скупясь. А потом в радости великой домой вернулся, велел ясене уху сварить и все съесть. Жена так и сделала и с того часа зачала. Ну и радости же у них было...
Промелькнуло девять месяцев, пришло жене время рожать. Родила она сына, родила второго, потом третьего, четвертого... К вечеру появился на свет и двадцать первый, и тогда только роды кончились.
А муж сидит во второй комнате и по писку новорожденных считает. Как насчитал он двадцать одного сына, схватился за голову и воскликнул сдавленным голосом:
- Дети мне нужны были?.. Такая орава съест меня с потрохами! Бог их послал, пусть бог о них и заботится, а я пойду куда глаза глядят.
Выбежал он из дому и шел, не оглядываясь, пока достиг дремучего леса. В глухой чащобе срубил себе избушку и стал жить. Питался он мхами да кореньями, пил воду ключевую, людям на глаза не показывался и вскоре совсем одичал.
А жена его с сыновьями тем временем кое-как из нужды выкарабкалась. Стали мальчики подрастать, работали дружно и опять на славу зажили. Были они проворными и смекалистыми, так что вскоре трудами своими нажили в двадцать раз больше добра, чем прежде отец их имел.
А как стали совсем взрослыми парнями, начали по праздникам на охоту ходить в самые далекие и глухие места. Вот однажды, охотясь, набрели они на избушку, в которой жил дикий человек. Очень это их удивило, стали они расспраши-вать всех встречных и поперечных, что это за человек, пока дознались, что он их отец. Тогда парни вернулись домой, рассказали обо всем матери и все вместе принялись думу ду-мать: как ухитриться отца домой вернуть, чтоб их никто не смел сиротами считать.
И умудрила их старуха таким советом:
- Вы, сынки, глядите, отца не испугайте. Он одичал сов-сем и, коли вы навалитесь на него кучей, может с ума сойти со страху и убежать еще дальше. А понесите ему краюху хле-ба, вина баклажку да один сапог, такой, чтобы одной ноге в нем было просторно, а двум - тесно. Сложите все в избуш-ке и поглядите, что дальше будет.
Парни так и сделали.
Вот вернулся дикарь в избушку и сразу же краюху у дел: накинулся на нее и стал жадно есть, приговаривая:
- Такой хлеб я едал, когда дома жил. Жует он, жует, да вдруг и баклагу замечает.
- Вот добро! Тут, оказывается, и вино есть. А я его уж сколько лет не пивал.
Глотнул он из баклаги разок-другой и захмелел. Только вздумал на постель повалиться, да вдруг сапог заметил.
- Мэй, гляди-ка - сапог!.. А где же его пара?
Искал мужик, искал, все уголки обшарил, да пары не нашел. Тогда он натянул сапог на одну ногу - велик. И вздумалось ему сунуть в сапог и вторую ногу. Сунуть-то сунул, а вытащить никак не может. Тут и сыновья из засады выскочили и, окружив его, говорят:
- Довольно тебе, отец, в дикости жить, пойдем с нами домой.
Привели сыновья отца домой, умыли, остригли, одели и, как стал он в себя приходить, такую речь повели:
- Отец, ты нам свет подарил, а потом бросил на произвол судьбы. Хоть теперь об нас подумай. Ступай по свету да сосватай нам двадцать одну сестру, чтобы мы могли своим хозяйством осесть. А коли и этого для нас не сделаешь, не сносить тебе головы.
Пошел бедняга по свету, много дорог исходил, в каких только местах ни побывал, а двадцать одну сестру нигде не нашел. Однажды шел по лесной тропинке, понурив голову, думу горькую думал, да и встретился с какой-то старухой. Рассказал он старухе, какая его участь ждет, а та его пожалела и такой совет дала:
- Ступай по этой дороге и иди все вперед, пока дойдешь до дворца Иляны Косынзяны - в ее косе роза в росе. На всем свете только у нее ты найдешь двадцать одну дочь. Попробуй посватать ее дочерей, авось выйдет дело.
Послушался старик совета, шел он, шел все на север, пока не добрался до прекрасного дворца, каких раньше ему видеть не приходилось, сколько ни бродил по свету.
Проник он в ворота золоченые, пересек двор, выложенный камнями-самоцветами, и перед лестницей мраморной остановился. Над головой у него зазвенел серебряный колокольчик, и за дверью раздался голос Иляны Косынзяны:
- Коли добрый ты человек - входи; коли лютый - ступай своей дорогой, не то выпущу на тебя волшебный палаш двенадцати ока весом и посечет он тебя, как капусту.
- Я добрый человек.
- Так входи. А чего тебе у меня надобно?
- Есть у меня двадцать один парень, а у твоей милости двадцать одна девица. Не угодно ли со мною породниться?
- Речь мне твоя приятна, но прежде хочу на женихов поглядеть.
Обрадовался старик и домой вернулся.
- Ну что, нашел нам невесту - спрашивают его сыновья.
- Нашел. Пойдемте к Иляне Косынзяне.
Парни тоже обрадовались, стали наряжаться, в путь-дорогу собираться. Побежали они к табуну, скакунов добрых себе выбрали. А тому, кто последним родился, - коня не досталось.
- Не горюй, Петря, - говорят ему братья. - Бери любого коня.
- Где ж я его возьму? Ваших мне не надо, а в табуне только клячи остались. Съезжу я на ярмарку, куплю себе коня по сердцу.
Нагрузил он две десаги золота и в путь пустился. Долго искал Петря, пока увидел серого жеребца в яблоках, стройного могучего красавца. Пришелся ему по душе конь богатырский.
- Сколько просишь за коня, купец?
- Меру золота.
Петря торговаться не стал, золото отсыпал, вскочил на коня и в обратный путь подался. А конь-то был волшебный. Только они от ярмарки отъехали, он и заговорил человеческим голосом.
- Куда ехать собрался, хозяин?
- Едем мы все, братья, к Иляне Косынзяне, чтоб жениться на ее двадцати одной дочери.
- Коли хотите живыми остаться, - говорит тогда конь,- так меня слушайтесь. Коней во двор не вводите, а привяжите за оградой. Только меня с собой возьми. Иляна Косынзяна вас примет ласково, за стол усадит и дочерей вам отдаст. Потом вы. все уляжетесь спать, каждый со своей нареченной. Только прежде наденьте на жен своих платье богатырское, а сами в женские тряпки обрядитесь. А как трону я тебя копытом, кликни всех братьев, садитесь на коней и скачите что есть духу прочь от волшебного дворца. Теперь же вели, как тебя нести: быстрее ветра или быстрее мысли?
- Неси так, как добру молодцу ездить пристало.
Понесся конь под самыми облаками, земля под копытами мелькала, и недалече от дворца нагнал остальных двадцать братьев.
- А вот и наш Петря.
- Да, братцы, догнал я вас. Теперь глядите, делайте так, как я вас научу, иначе нам не сдобровать.
И Петря передал им все, что сам от коня услышал. Пришпорили парни скакунов и вскоре остановились перед дворцом Иляны Косынзяны. Все братья привязали коней за оградой, только Петря ввел своего скакуна во двор.
Иляна Косынзяна с дочерьми вышли им навстречу, те приняли их ласково, и каждый выбрал себе невесту по сердцу.
Уселись они за стол, ели яства редкие, пили вина добрые, я после пира каждый из братьев взял свою нареченную, с тещей попрощался и спать отправился. Как остались они одни, парни и говорят своим женам:
- Вот что, женушки, в нашем краю есть такой обычай: в первую брачную ночь муж с женой платьем обмениваются. Негоже нам старинным обычаем пренебрегать, давайте и мы так сделаем.
Обменялись они платьем, женщины кушмы на голову нахлобучили, а мужчины повязались платками. Так и спать улеглись.
А Иляна Косынзяна тем временем позвала палаш свой волшебный двенадцати ока весом и велела ему отсечь головы всем двадцати одному братьям. Принялся палаш за дело и снес все головы, на которых были кушмы.
Тут волшебный конь коснулся Петри копытом, тот вско-чил, как ужаленный, и крикнул братьям:
- Айда, братцы!
Сели они на коней и поскакали восвояси.
Но топот коней разбудил Иляну Косынзяну, побежала она поглядеть, что стряслось, да и увидела своих дочерей мертвыми. А парней и след простыл. Вскрикнула Иляна, взъярилась и велела палашу догнать беглецов и отомстить им смертью лютой.
Палаш было погнался за братьями, но они уже успели пересечь рубеж Иляниного царства, а за этим рубежом палаш силы не имел. Так спаслись братья от смерти неминучей, но домой вернулись ни с чем. Подумали они, как быть, и опять Говорят отцу:
- Не повезло нам у Иляны Косынзяны, теперь уже столько сестер нам нигде не сыскать. Ступай отец и ищи нам невест - по две, по три сестры, где сколько будет.
- Так, ребята, куда лучше - вижу, набрались вы ума-разума.
- А я, отец, не стану тебя беспокоить, - говорит Петря. - Пойду сам себе невесту искать.
Недолго он собирался, сел на коня и пустился в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли ехал, вдруг глядь - блестит что-то на дороге. Перегнулся парень с седла, поднял золотое пе-рышко и коня своего спрашивает:
- Взять мне его или бросить?
- Коли возьмешь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж возьми, раз хоть так, хоть этак раскаи-ваться придется.
Петря спрятал перышко и дальше двинулся. Ехал он сколько ехал и опять видит - блестит что-то посреди дороги. Перегнулся с седла и поднял золотую подкову.
- Взять мне ее, конь мой, или бросить?
- Коли возьмешь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж возьми, раз хоть так, хоть этак раскаиваться придется.
Спрятал Петря в сумку и подкову, пришпорил коня и дальше поскакал. Ехал, ехал и вскоре опять видит: блестит что-то на дороге. Перегнулся с седла и достал золотой платок, сверкавший, точно солнце.
- Взять его, конь мой, или бросить?
- Коли возьмешь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж возьми, раз хоть так, хоть этак раскаиваться придется.
Взял Петря платок и дальше поскакал.
Так он ехал без передышки, пока добрался до дворца богатого-пребогатого боярина. Увидел боярин Петрю и спрашивает :
- Чего тебе надобно, парень?
- Хочу к хозяину в услужение наняться.
- Могу тебя нанять в кучера. Согласен?
- Ладно.
Положил ему боярин жалованье, но с таким уговором? чуть он в чем-либо волю боярскую не выполнит - голову о плеч долой.
Поставил Петря коня своего в конюшню, а сам за дело принялся, работа у него в руках горела.
Однажды заглянула в конюшню дочь боярская и увидела: на стене что-то ослепительно сверкает. Побежала она к отцу и молвит:
- Батюшка, а у нашего кучера есть какая-то сверкающая вещь, какой у нас во всем дворце нет.
Нахмурился боярин:
- Вели ему, пусть тотчас принесет эту вещь ко мне. Кучер и принес ему золотое перышко. Поглядел на него боярин, озлился и кричит:
- Где хочешь, найди мне птицу, у которой это перо вырвали, иначе не сносить тебе головы.
Загрустил Петря, закручинился, пошел к своему коню совет держать.
- Пустяки, хозяин, не кручинься» Ступай, проспись хорошенько, а как только смеркнется, седлай меня и поедем птицу добывать.
Петря так и сделал, под вечер оседлал скакуна и поехал путями давно не езжеными, не хожеными. Дорогой конь ему говорит:
- Петря, золотая птица находится во дворце Иляны Ко-сынзяны в чудесной клетке, что в десять раз красивее и драгоценнее самой птицы. Ты птицу возьми, а клетку не трогай, не то худо будет. Пройдешь двенадцать покоев, которые сторожат двенадцать стражников, и только в тринадцатом покое птицу найдешь. А стражников не бойся, я их усыплю, так что переступай смело прямо через их тела.
Пробрался Петря во дворец Иляны Косынзяны, прошел двенадцать покоев и в тринадцатом нашел птицу е чудесной клетке. Птицу он взял, а клетку не тронул. Потом выбежал из ДЕорца, вскочил на коня и во весь опор помчался восвояси.
Очень обрадовался боярин, когда Петря вручил ему птицу невиданную, схватил ее, а кучеру велел на конюшню отправляться.
Через неделю дочь боярская опять на конюшню заглянула, а там блестит что-то еще пуще прежнего. Кинулась она к отцу и кричит:
- Батюшка, а у Петри на конюшне что-то еще пуще прежнего блестит.
- Вели ему, чтоб ко мне принес.
Явился Петря перед боярином и показывает подкову золотую. А тот недолго думает и велит кучеру:
- Приведи ко мне коня, который подкову эту потерял, иначе не сносить тебе головы, лопух!
Закручинился Петря, слезы на глаза навернулись, и побежал к коню своему о новом горе поведать.
- Не кручинься, хозяин. Мы и коня найдем у Иляны Ко-сынзяны. Под вечер в дорогу пустимся.
Как стало темнеть, оседлал Петря коня, пустился в дорогу дальнюю.
Стали они ко двору Иляны Косынзяны приближаться, а волшебный скакун и говорит:
- Конь, которого мы ищем, стоит в конюшне и горячие угли глотает. Выдерни три волоска из моей гривы и брось на угли. Он вдохнет дым от горящих волос и не станет ржать, когда ты его из конюшни выводить будешь.
Петря послушался скакуна своего, все так и сделал, благополучно вывел из конюшни волшебного коня с золотистой гривой и привел его к боярину. Тот и глаза выпучил от удивления.
Через неделю боярская дочь опять заглянула на конюшню и чуть не ослепла: такое там было сияние. Побежала она к отцу.
- Батюшка, у нашего Петри есть такие вещи, каких и в царском дворце не сыщешь.
- Вели ему, пусть несет их сюда.
Петре некуда деваться, несет боярину золотой платок. Глянул мироед, диву дался и велел кучеру:
- Ступай, куда хочешь, весь мир обойди, а приведи ко мне хозяйку этого платка, не то не сносить тебе головы.
Тут Петря совсем приуныл, побежал к коню совет держать.
- Не теряй надежды, хозяин, авось и с зтим делом справимся.
Ночью оседлал Петря коня и опять пустился в путь ко дворцу Иляны Косынзяны.
- Петря, как войдешь ты в опочивальню Иляны Косынзяны, застанешь ее спящей. А у ног ее увидишь стакан питья волшебного и у головы - другой стакан. Выпей вначале тот стакан, что у ног, затем тот, что у головы, и силы твои удесятерятся, Тогда возьми ее с постелью, со всем, садись на меня верхом и - в путь.
Петря тихонько пробрался во дворец, выпил оба стакана питья волшебного, поднял, словно перышко, Иляну Косынзя-ну вместе с ее ложем, вынес из дворца, вскочил на коня и припустил во все лопатки. Так и довез ее, не разбудив, до замка боярского. Тут он тихонько поставил кровать Косынзякы рядом с кроватью боярина, а сам ушел к себе на конюшню.
Наутро боярин проснулся и диву дался. Глядит не наглядится на Косынзяну, была она такой красивой, что с солнцем красотой поспорить могла бы.
Вскоре проснулась и Иляна, огляделась вокруг, все поняла и в сердцах закричала:
- Только Петря мог сыграть со мной такую злую шутку. Велите его позвать ко мне.
Мигом перед нею кучер явился.
- Вот что, Петря, ты убил моих дочерей, ты украл мою золотую птичку, ты увел моего коня волшебного. Мало тебе было этого, так ты и меня вынес из дворца моего, лишив меня покоя и радости. Теперь настал час и мне отыграться. Помни, коли не приведешь ко мне мой табун лошадей, что пасется на дне морском, не сносить тебе головы.
Побежал Петря к коню и передал приказ Иляны. А конь ему говорит:
- Пойди, потребуй у нее двенадцать телег смолы, двенадцать телег рогожи и двенадцать телег ряден.
Выслушала Иляна слова кучера и велела дать ему все, что просит.
Тогда конь велел Петре:
- Смажь мне спину смолой, положи рогожу, потом опять смажь смолой и положи рядно и так, пока не уложишь все, что есть на возах.
Петря уложил коню на спину все рогожи и рядна, так что тот стал с дом величиной. Потом сам залез на самую верхушку и в путь двинулся.
Долго ли, коротко ли они ехали, наконец добрались до высокого берега морского. А по берегу зияло много пещер, в которых можно было легко спрятаться.
- Ты, Петря, спрячься в одну из пещер и жди там, пока я не одолею жеребца со дна морского, - велел конь. - Коли удастся мне его одолеть, выходи, надень на него узду и в обратный путь поедем, а коли он меня свалит, гляди, не выходи, не то худо тебе будет.
Петря спрятался, а конь заржал так, что море всколыхнулось, и тоже укрылся за скалой. Тут со дна морского выплыл страшный жеребец, мигом обежал весь берег, но никого не увидел и опять кинулся в воду.
Петрин конь из убежища своего вышел, еще пуще заржал и опять скрылся. Снова выскочил из волн морских злой жеребец, дважды весь берег обежал, но никого не увидел и в море кинулся. Тут Петрин конь в третий раз заржал - горы всколыхнулись.
Выскочил жеребец, совсем разозлился, трижды весь берег обежал, землю копытами роет. Видит Петрин конь - устал жеребец изрядно. Только теперь он посмел выйти ему навстречу. Схватились они не на жизнь, а на смерть, грызут один другого зубами. Только Петрин конь живое мясо рзет; а жеребец - рогожку да дерюгу. Ясно стало Петре: его конь жеребца одолевает, тогда он и сам выбежал из засады и взнуздал пленника. Затем вскочил на коня своего волшебно-го и помчался в обратный путь, ведя жеребца на поводу. Скакали они, скакали, да вот конь говорит Петре:
- Оглянись-ка, Петря, не увидишь ли чего за нами. Петря оглянулся и далеко-далеко увидел что-то вроде стаи журавлей.
- Ну, что видишь?
- Никак стая журавлей летит за нами.
А это табун со дна морского за своим жеребцом бежал. Конь сразу догадался и говорит:
- Ну-ка стегни меня плетью разок, а жеребца стегни дважды да покрепче.
Так Петря и сделал, и понеслись они пуще прежнего. Через некоторое время конь опять молвит:
- Ну-ка, Петря, оглянись, не увидишь ли чего. Оглянулся парень и увидел что-то вроде стада овец, - Ну, что видишь?
- Никак, стадо овец нас догоняет.
- Ладно. Стегни разок меня плетью, а жеребца трижды, да покрепче, чтоб не плелся в хвосте.
И опять они мчались, не переводя дыхания, пока конь не велел:
- Оглянись-ка, Петря, не увидишь ли еще чего. Оглянулся Петря и увидел табун страшных лошадей.
Мчатся за ними, землю едят.
- Что видишь, Петря?
- Большой табун страшных лошадей нас догоняет.
- Вот теперь стегни меня плетью дважды, а жеребца четырежды.
Петря послушался и погнал скакунов еще сильнее.
Иляна Косынзяна уже знала, что табун скоро прибудет, и велела загоны построить. Только Петря явился, она всех кобыл в загон загнала, а жеребца в конюшню поставила.
- Вот, - говорит Петря, - доставил я тебе табун.
- Но от меня все еще не избавился. Теперь подои кобыл, вскипяти их молоко в котле и искупайся в нем.
Видит Петря, что Иляна хочет во что бы то ни стало жизни его порешить. Никогда ему еще так горько не было. Пришел он к коню хмурой тучей, а конь его и спрашивает:
- Что с тобой, хозяин?
- Вот что Иляна велела мне сделать, - и все коню рас-сказал.
- А ты ступай к Иляне и попроси позволения, чтобы и я с тобой пошел, поглядел, как ты мучиться будешь.
Пошел Петря к Иляне и стал просить:
- Вижу, пробил мой час последний, и очень прошу тебя, позволь, чтобы конь мой верный при мне был, когда я дух испускать буду.
- Ладно, - согласилась Иляна.
Под вечер Петря залил загон, где стоял табун, водой. А ночью мороз ударил и. кобылы в лед вмерзли по самые колени.
Утром Петря подоил их, налил молоко в большой котел, а как стало оно закипать, вывел коня своего из конюшни и привязал к ушку котла.
Подул конь зимней ноздрей и молоко застыло, потом подул летней и отогрел его. - точь-в-точь как вода в пруду летним днем. Петря искупался и вылез, из котла жив. и невредим. Увидела это Иляна и приказала:
- Завтра опять кобыл подоишь и молоко вскипятишь. Я в нем. купаться- буду. А к котлу привяжи моего жеребца.
Парень сделал все, как она велела. А ее жеребец тоже был волшебный. Подул он на молоко зимней ноздрей и заморозил; затем подул летней ноздрей и отогрел. Искупалась Иляна, как в пруду среди лета, позвала Петрю и опять повелела:
- Теперь приготовь такую же купель и для боярина, а к котлу привяжи его коня.
Подоил. Петря кобыл, молоко вскипятил, а к ушку, котла привязал коня боярского. Да то был конь простой и ничего с молоком поделать из смог.
Боярин очень уж возгордился золотой птицей,, златогри-вым конем и пленницей своей Иляной. Косынзяной. Не хотел он от простого кучера в доблести отстать и побежал в мо-локе купаться. Только он прыгнул в котел, тут же сварился и дух испустил.
А Иляна Косынзяна позвала Петрю и такую речь повела:
- Ну, Петря, теперь мы от боярина избавились и стали вольными птицами. Ты холостяк, а я вдовица, давай поже-нимся. и будем вместе век свой коротать.
Закатили они свадьбу веселую, пир горой, и я там был, ел и пил, а потом удрал и сказку вам рассказал.