Талит и стиральная машина

В доме все вверх дном: маленький комод из ванной выставлен в гостиную, табуретки из кухни - в столовую.

- Осторожно, дети, посторонитесь, ее поднимают наверх...

И вот два грузчика на сильных руках втаскивают в квартиру семьи Бадер белое блестящее чудо. Но самое тяжелое еще впереди: чудо нужно установить, подложить под него доски, подсоединить к электропроводке. Двое детей на цыпочках, чтобы их не заметили, подходят как можно ближе к сказочному месту, куда поставят стиральную машину. Ясно, что ни о каких домашних заданиях речи быть не может; подготовка к контрольной по истории для Дины вдруг потеряла всякое значение; ну, а Бум вообще забыл, что существует школа.

Кто такой Бум? Авигдор, разумеется, младший брат Дины. От горшка два вершка, кругленький, как шарик, курчавый, как пудель и хитрющий, как лиса. Авигдор - имя слишком длинное и сложное, потому все называют его Бум, и это прозвище для него в самый раз.

Буму только что исполнилось семь лет. Все говорят: «Уже большой мальчик!» И так часто ему об этом напоминают, что он, наконец, решил, будто большому мальчику, которому целых семь лет, уже нечему (или почти нечему) учиться у взрослых, и он может жить, как хочет. Нужно ли вам говорить, что одиннадцать лет Дины не производят никакого впечатления на нашего героя, который чувствует свое превосходство перед женщинами, смешанное с пренебрежением. Напрасно Дина подчеркивает двузначную цифру своего возраста (одиннадцать лет это вам не фунт изюму!) - Бум ни за что не станет с ней играть, если только она не согласится на роль низших существ: лошади, когда он кучер, ягненка, когда ему охота быть волком и все крушить на своем пути, что случается довольно часто.

Госпожа Бадер велит сыну идти к себе в комнату, но Бум даже не думает двинуться с места и не отрывает глаз от стиральной машины. Прошло два часа, грузчики ушли, мама с Диной ставят на место вещи в ванной, а Бум все еще стоит как зачарованный, не шевелясь, словно у него руки и ноги отнялись, и смотрит на белое чудо.

На старинных с позолотой часах, стоящих в прихожей, пробило семь, и почти сразу же в дверях повернулся ключ. Бум бросился со всех ног, мгновенно снова ставших, как у лани, встречать папу. С мамой и Диной наперебой он выкрикивал что-то похожее на : «Она уже на месте, ее уже привезли, идем, посмотришь!» Господин Бадер - человек обстоятельный и степенный. Напрасно Бум тащил его в ванную за один рукав, а Дина - за другой. Пока он ни повесил пальто на вешалку и ни положил шляпу на полочку, пока ни пригладил волосы щеткой, специально положенной тут же, чтоб удобно было взять, он не пошел ничего смотреть.

Теперь, когда ритуал был исполнен, господин Бадер согласился, наконец, войти в ванную с женой, которой он преподнес ко дню рождения это чудо.

Господин Бадер для приличия произнес несколько слов восхищения, но было очевидно, что великолепие сверхсовременной стиральной машины оставляет его равнодушным. У господина Бадера не было хозяйственной жилки. Действительно, только потому, что жена уже пять лет сгорала от желания приобрести это последнее слово техники, он милостиво согласился, наконец, выделить деньги на покупку. Но он вовсе не разделял восторга жены и детей и, не задерживаясь в ванной, увел всех к столу, поскольку был очень голоден. Не успели все вымыть руки, как на столе уже, будто по мановению волшебной палочки, дымился суп.

Дети были ужасно разочарованы: они хотели, чтобы в машину сразу положили белье - интересно же посмотреть, как это чудо работает.

За супом Бум, большой смельчак, решился спросить, можно ли после обеда запустить машину.

- Не к спеху, - ответил папа. - Успеете посмотреть, когда маме нужно будет стирать.

Тут две пары глаз с мольбой уставились на маму, которой так же, как и детям, не терпелось обновить свою огромную игрушку.

- Если будете себя хорошо вести и помогать мне в стирке - посмотрим.

«Посмотрим», как вы знаете, на языке всех мам значит: «Ну, конечно».

Бум и Дина стали вдруг образцом послушания и аккуратности: ни пятнышка на скатерти, ни крошки на полу, Бум даже не вылизывал тарелку из-под пудинга - отказался от удовольствия, за которое обычно получал шлепки. Нет, в тот вечер даже самые строгие родители не нашли бы к чему придраться.

Молниеносно в шесть рук убрали со стола. И пока папа читал газету, попыхивая трубкой, в кухне кипела работа.

- Рекорд по скорости мытья посуды, - закричала Дина, ставя в буфет последнюю стопку тарелок, и все ринулись к чуду.

Полна надежд, взволнованная мадам Бадер сегодня стирки не затевала, хотя обычно по понедельникам с семи утра слышно было, как она намыливает, полощет, отжимает. Она была почти уверена, что сегодня привезут машину, и ее действительно привезли.

Вот и белье уже собрано, теперь - повернуть ручки, нажать кнопки. Мама сосредоточенно читает ту страницу инструкции, где даются объяснения, как запускать машину. Мадам Бадер немного волнуется: хоть дело и несложное, но если нажать не ту кнопку, все белье будет порвано.

«Если бы муж разбирался в технике, он мне помог бы».

Но господин Бадер разбирается в праве. Он знает все кодексы: гражданский, уголовный - какой угодно, а в винтиках и болтах ничего не понимает. Бум же еще мал, несмотря на свои полные семь лет.

Наконец, когда прошло минут пятнадцать тщательных исследований, проб и внутренней тревоги, госпожа Бадер решилась положить белье в машину. Закрыто, ручка повернута - есть! Мотор работает. Еще кнопка, потом еще; время каждой операции точно указано в инструкции. Томительное ожидание... Наконец, мотор останавливается.

Мама поспешно вынимает белье: одно полотенце, другое, еще одно, еще... Ничего не порвалось, все белое, как снег! Мама сияет, дети скачут от радости.

- Теперь можно играть и в пыли, и в луже - ты ничего не скажешь!

Бум в восторге от такой возможности, он обожает шлепать по лужам и залезать на мешок с углем, выставленный на продажу у соседнего дома.

- А сейчас - в кровать, - сказала мама, - уже поздно.

И на сей раз, дети в рекордные сроки разделись и умылись. Каждый в своей постели прочел молитву, мама их поцеловала и, выходя из комнаты, потушила свет. Но неужели вам может прийти в голову, что в такой вечер, когда только что впервые работала стиральная машина, им хотелось спать?

- Дина, ты спишь?

- Нет, а ты?

- И я не сплю. О чем ты думаешь?

- О папином талите. А ты?

- О том же самом, потому что папа вечно жалуется, что талит стал уже не таким белым.

- Угу. А что, если сделать папе сюрприз и выстирать талит в машине? Вот увидишь, он станет снова белым-белым.

Блестящая мысль, но нужно, чтобы сюрприз был настоящим - поэтому мама с папой ничего не должны знать.

Подождем, пока они уснут, и постараемся не наделать шуму.

Дети прислушиваются к малейшему звуку в доме. Вот скрипит дверца шкафа: это мама достает коробку с рукоделием.

- Не повезло, - авторитетно заявляет Бум, - она теперь как начнет штопать - так на час, не меньше.

Но, видно, дырки на носках были маленькие, потому что и четверти часа не прошло, как дверца шкафа снова заскрипела.

- На этот раз она быстро кончила, - сообщила Дина.

Потом плеск воды в ванной, потом папа обходит всю квартиру, выключает газ (еще счастье, что стиральная машина работает на электричестве) и, наконец, папа и мама, видимо, ложатся спать.

- Папа сегодня усталый, - сказал Бум, - через пять минут уснет, как убитый.

А мы это живо проверим: послушаем под дверью, захрапел ли он уже.

Через минуту дети встали, набросили халаты, влезли в комнатные туфли и пробрались в ванную. В прихожей Бум достал из шкафчика чехол красного бар-хата, куда папа складывает свой красивый талит, подаренный ему в Израиле. Талит уже немного пожелтел, но все равно был красивее старого - того, что стал чуть ли не прозрачным от частого употребления: господин Бадер ежедневно надевал его для молитв, а получил его, как полагал Бум, на бар-мицву. Иерусалимский же талит, который папа получил от дяди Сами, когда гостил в Израиле, он берег больше, надевал только по субботам. На левой стороне была пришита маленькая бирочка с именем торговца, который его продал, и папа ею ужасно гордился. Но талит стал уже не первой свежести, что папу очень огорчало.

- Увидишь, как папа будет доволен сюрпризу в субботу!

Бум вынул из чехла большой шерстяной талит с черными полосами и с цицит по четырем углам.

- Думаешь, мы сумеем ее запустить? - все-таки побаивалась Дина.

Бум же был воплощением уверенности. Он в механике разбирается больше папы. Положили талит в машину, повернули ручку. Только бы не проснулись папа и мама. Несколько томительных минут; нет, в спальне родителей все тихо, значит, опасность миновала.

С инструкцией в руках Дина следит за каждой операцией. Бум положил руку на чудо, словно хочет задобрить его лаской. Через полчаса Дина дает команду выключить машину. Бум послушно выполняет приказ, и гудение мотора стихает. Открывают машину и вынимают... жалкие лохмотья! Дина заливается слезами. Какой ужас! Бум, человек более сдержанный, наклоняется посмотреть, что там могло произойти, и в отчаянии убеждается; что длинные красивые цицит попали в барабан, застряли там, и поэтому произошла трагедия.

- Как же мы, дураки такие, не подумали, что цицит застрянут, - плачет Дина. - А еще хотели сделать папе приятный сюрприз!

Бум, несмотря на «суровый» вид, тоже готов разреветься. Ну и головомойка будет! У него уже мурашки бегут по спине. Папа так любил этот талит из Израиля! Что делать?

Бум не из тех людей, кто ждет, сложа руки, пока грянет гром.

- Надо сделать что-нибудь, пусть невозможное, но нельзя допустить трагедию, - говорит он. - Не плачь, Дина, что-нибудь придумаем.

Дина громко всхлипывает, вытирает глаза носовым платком и еще пуще заливается слезами:

- Ничего нельзя придумать. Где ты возьмешь талит из Израиля?

- Где нужно, там и возьму, - отвечает Бум, принимая героическое решение. - Поеду в Израиль.

- Ты совсем рехнулся, - говорит старшая сестра, которая от изумления перестала плакать. - Как ты поедешь в Израиль? Скоро все раскроется, и папа тебя не пустит, это очень дорого. Лучше я возьму иголку и попробую сшить куски.

Глупая девчонка! Сшить куски талита! Надо же такое сказать! Ты что думаешь, папа с удовольствием будет молиться в твоих сшитых кусках! Положись на меня, я мужчина, соображаю лучше тебя. Давай приведем здесь все в порядок и пойдем спать. Только сначала я должен набить чехол бумагой и положить на место. Папа ничего не заметит, потому что до субботы не будет его трогать. А к субботе я вернусь. Твое дело - молчать, и обо мне не беспокойся. Только спори бирочку с фамилией торговца в Иерусалиме и дай мне.

Через минуту дети уже лежали в постелях. Дина, не колеблясь, позволила брату взять из копилки ее деньги и присоединить к тем, что он получил на день рождения от бабушки и дедушки. Вместе получилось шестьдесят франков, и Дина понимала, что это безумие - хотеть на эти деньги поехать в Израиль. Под конец, веря в своего брата и хорошенько поплакав, она уснула.

* * * В семь утра вся семья уже встала и собралась за завтраком.

- Совсем забыл вам сказать вчера, - обратился Бум к родителям жизнерадостно. - Михаэль Зини просил меня остаться у них ночевать сегодня. С этой стиральной машиной я все на свете забыл. Вы позволите? Понимаете, у них уже с самого воскресенья есть телевизор, я хочу посмотреть, это - еще интересней, чем стиральная машина.

Михаэль Зини - закадычный друг Бума. В классе они не расстаются, и часто в субботу или в воскресенье Михаэль проводит у Бума целый день, а иногда и ночует, и наоборот. Семья Михаэля Зини действительно живет далеко. Но у господина Зини есть машина, и по утрам он отвозит сына в школу имени Рамбама, а вечером забирает оттуда. Обедает Михаэль в школе, впрочем, как и Бум, у которого нет времени ходить домой на обед, хотя он живет недалеко.

- А подождать до воскресенья ты не можешь? -замечает мама, которая не очень-то любит отпускать сына.

- Мама, это же телевизор! И потом сегодня замечательная программа!

Разрешение получено. Мама, оставаясь верной своим жизненным правилам, кладет Буму в ранец мешочек на молнии, в котором пижама и зубная щетка в пластмассовом футляре.

- До завтра, дорогой, будь умницей. До вечера, Диночка, будь внимательной на контрольной по истории.

Дети целуют маму и уходят к метро. У Дины комок подступает к горлу, и она не осмеливается ни о чем спрашивать брата. Что он надумал, этот семилетний малыш, который заявляет, что поедет один в Израиль с шестьюдесятью франками в кармане, с пижамой, зубной щеткой и учебниками в ранце?

Недалеко от входа в метро стоянка такси. Бум останавливается.

- Дина, я уезжаю. До Орли - на такси. Смотри не выдай меня, я на тебя полагаюсь. Тебе нужно сделать только одно: завтра после школы скажешь маме, что Михаэль упросил меня опять пойти к нему смотреть телевизор и остаться ночевать. Телефона у них нет, и мама не пойдет проверять. А в четверг я надеюсь вернуться. До четверга - ни звука. Обещаешь?

Дина целует брата и, ошеломленная, смотрит, как он садится в такси.

- В аэропорт Орли, у меня есть деньги.

Такси быстро уезжает, и Дина, тихонько плача, спускается на эскалаторе в метро.

* * * Орли... Отправление самолета компании "Эр Франс" на Тель-Авив - в 10.00. Это написано большими буквами. Уже 8.30. С бьющимся сердцем Бум входит в служебное помещение.

- Мне нужно поговорить с пилотом самолета на Тель-Авив, я его двоюродный брат.

Девушка из справочного бюро смотрит на Бума, улыбаясь.

"Малыш не из робких" - думает она и, тронутая, уходит посмотреть, можно ли поговорить с пилотом. Через пять минут она возвращается.

- Иди через эту дверь, повернешь направо, потом налево, поднимешься на второй этаж и постучишь в комнату 63 в глубине коридора. Да ты один ни за что не найдешь,- добавляет она насмешливо,- я поднимусь с тобой.

- Нет, нет, мадемуазель, - возражает оскорбленный Бум, я - мужчина, мне семь лет, уже большой мальчик, и я очень сообразительный. Не беспокойтесь, я найду.

И, выпятив грудь, Бум уходит, а девушка не может сдержать хохота: ей в жизни еще не приходилось встречать такого бойкого малыша.

Направо, налево, потом лестница и, наконец, комната 63. Бум стучит в дверь. Таково одно из основных жизненных правил мамы, это не менее важно, говорит она, чем утром и вечером прочесть "Шма". Никогда не входи, не постучав!

Услышав "войдите", Бум открывает дверь.

Немного он все же растерялся, потому что сейчас-то и начинается первый "раунд" его необычайной затеи, а тут еще у пилота суровый вид, самый неприветливый, какой только может быть. Ничего не поделаешь. Была не была! Не дожидаясь, пока пилот начнет его спрашивать /тогда и с толку сбиться нетрудно/, Бум переходит в наступление - самая надежная тактика.

- Господин пилот, я не ваш двоюродный брат, и вы меня не знаете. Зовут меня Авигдор, и мне семь лет. Мне необходимо ближайшим рейсом добраться до Израиля, а почему - я не могу вам сказать, это большой секрет. У меня нет денег на билет, но даю вам честное слово, что через Сутки после того, как я прилечу, он будет оплачен!

Пилота такая сцена немного развеселила, и он улыбается. Бум чувствует себя обиженным.

- Это очень серьезно, господин пилот, я не шучу. Тут пилот как захохочет! Слыханное, ли дело?

Мальчуган два вершка от горшка и такой самоуверенный!

- Послушай, Авигдор, кроме того, что ты Авигдор, я о тебе ничего не знаю, ты же даже фамилии своей мне не сказал, неужели ты думаешь, что я запросто могу бесплатно взять в самолет кого хочу!

Я же сказал, что билет будет оплачен через двадцать четыре часа после того, как я прилечу.

Твои родители хоть знают, что ты собрался лететь? И о каком таком "большом секрете" ты говоришь?

- У всех детей есть секреты, и вы должны знать, господин пилот, что они их взрослым не раскрывают; а мои родители знают, что я ушел к моему однокласснику на два дня, это правда. Я должен повидать в Израиле близкого друга.

- И через два дня ты вернешься?

- Конечно, господин пилот.

- А на какие деньги?

Мой израильский друг заплатит за билет туда и обратно, я же уже дал вам честное слово, что моя поездка будет оплачена, чего ж еще нужно?

- Чего еще нужно, прохвост ты этакий?! Ты же незнаешь, что такое лететь самолетом и сколько бланков должны заполнить пассажиры и даже пилоты! Не могу я взять пассажира, имени которого компания не знает заранее!

- Надо же, какие сложности! - простонал Бум, готовый заплакать. Но он взял себя в руки и попытал последний раз счастья.

- Господин пилот, у вас есть сын?

- А что? Да, у меня, их даже двое. Старшему десять лет - само послушание, а второму семь, как тебе, и он почти такой же наглец, как ты, правда.

- Прекрасно, господин пилот, возьмите меня с собой, как будто я ваш сын. Ну, поверьте мне, что для меня это ужасно важно.

- А твои родители?

- Вы когда возвращаетесь в Орли?

- Завтра.

- Замечательно, господин пилот, завтра вы меня привезете назад, и прямо из Орли я поеду домой, вы сами видите, что это не бегство. Можете не спускать с меня глаз даже в Израиле, хоть по пятам за мной ходите, если хотите быть уверены, что я не сбегу и что говорю вам правду.

Бум почувствовал, что победил. Пилот еще ничего не сказал, но покачал головой, ласково улыбаясь. Он провел рукой по курчавым волосам Бума, потрепал его по щеке, с минуту еще подумал и встал.

- Ладно, возьму тебя. Но уж не сомневайся, что, если не будешь себя вести, как обещал, не миновать тебе тюрьмы. Ну, ты уверен в себе?

- Еще как! - ответил Бум, обретя былую твердость, и в глазах у него засверкали искры.

Пилот Пьер Бернар без труда получил разрешение взять с собой "сына". В администрации несколько удивились, и девушка из справочного бюро проговорила: "Странно, что это его двоюродный брат, а оказывается - сын. Очень странно". Но никто ее не слышал.

Бум поднялся в самолет с пассажирами. Стюардесса прониклась к нему особой заботой и, показав на него пальцем, сказала пассажирам:

- Видите этого курчавого мальчугана? Это сын нашего пилота.

Все улыбнулись Буму, которого распирало от гордости не потому, что он сын пилота, а потому что он выиграл первый тур своей затеи.

* * * Лод! В три часа дня самолет приземлился. Взволнованный до слез, Бум ступил на землю Израиля и поцеловал ее, поскольку видел в кино, что так делали первые иммигранты, сходя с парохода в Хайфе. Он подождал Пьера Бернара, чтобы не было никаких осложнений с формальностями при выходе, и вместе они покинули аэропорт.

- Теперь я тебя не отпущу ни на шаг, пока мы в Израиле. Наш уговор помнишь?

- Конечно. Мой друг живет в Иерусалиме, нам нужно туда. Одолжите мне денег на такси, а я вам их верну вместе с деньгами за билет.

"Шерут", маршрутное такси, еще стоял в ожидании пассажиров на Иерусалим. Бум с пилотом сели в него, и он быстро покатил к Святому городу.

По дороге пассажиры, все израильтяне, разговаривали на иврите. Пьер Бернар не понимал ни слова. Бум кое-что понимал и внимательно прислушивался, чтобы уловить нить разговора.

Какое везение, подумать только! Кто-то заговорил о Бен-Цви!

- Ата макир Бен-Цви? - спросил Бум старого господина, упомянувшего это имя.

Старый господин обернулся к Буму.

- Ты говоришь на иврите? - удивился он.

- Немножко, - ответил Бум, у которого в запасе было не более ста слов. - Но я из Франции и по-французски говорю лучше.

Я тоже говорю по-французски, - сказал старый господин.

- Вы знакомы с Бен-Цви?- спросил Бум на сей раз по-французски.

- Да, малыш, я его друг.

- Скажите мне, пожалуйста, где он живет, у меня к нему срочное дело.

Пьер Бернар, старый господин и молодая девушка /она тоже понимала по-французски/, расхохотались. Этот малыш хочет срочно поговорить с президентом страны! Действительно смешно, и потому все смеялись, а старый господин потрепал Бума по щеке.

- Сегодня вечером? Тебе нужно говорить с ним сегодня вечером?

- Непременно, - сказал Бум, - это очень важно, понимаете, очень, очень. Вот и господин Бернар, пилот нашего самолета, вам подтвердит. Ребенок, которого сопровождает пилот - это уже серьезно!

- Хорошо, - сказал старый господин, - тебе повезло, я прямо сейчас еду к нему.

Ну и ну! Бум почувствовал, как перед ним рушатся преграды с легкостью, на которую он и надеяться не мог. С бьющимся от радости сердцем он заметил на горизонте первые дома Иерусалима.

* * * - Ицхак, я привел к тебе мальчонку, который хочет с тобой поговорить.

Старый господин представил президенту Бума, который - как человек воспитанный - остался ждать приглашения у Дверей. А на улице, перед домом президента стоял Пьер Бернар.

- Но тебе придется говорить с ним по-французски, иврит он знает еле-еле.

- Можно, - сказал президент, - если он будет говорить не слишком быстро. Как тебя зовут, мальчик?

- Авигдор Бадер.

Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я не могу вам объяснить на пороге, господин президент.

Так входи, но у меня еще масса дел, кроме твоего, давай быстренько объясни, что ты хочешь.

Всю дорогу в самолете Бум думал о том, что он скажет Бен-Цви. По правде, говоря, ничего другого он делать и не мог, и теперь он без запинки рассказал президенту всю свою историю, начав с того рокового момента, когда в доме появилась стиральная машина, и закончив не без волнения так:

- Вот и всё, господин президент. Надеюсь, вы будете ко мне добры. Одолжите мне на билет туда и обратно, а на талит для папы не надо, я привез с собой деньги из моей копилки и из копилки моей сестры Дины. Если вы не хотите давать мне такие большие деньги, потому что мне еще только семь лет, на улице стоит пилот самолета, на котором я прилетел, можете дать ему.

Бен-Цви был несколько ошарашен. Он позвал жену, чтобы посоветоваться с ней. В конце концов дело было скорей семейное, чем государственное. Госпожа Бен-Цви выслушала историю, которую ей вкратце пересказал муж наполовину по-французски, наполовину на иврите, и улыбнулась.

- Этот ребенок вполне мог бы быть саброй, он так же безудержно смел.

- Ты хоть переедешь в Израиль, когда будешь большой? - спросил президент.

- Конечно, - ответил Бум, - приеду уже пилотом, я ведь хочу стать пилотом, тогда и верну вам долг.

- Если я еще буду, жив к тому времени. Ты знаешь, я уже очень старый.

- Могу вернуть вашим наследникам, - ответил Бум, который у своего папы почерпнул кое-какие познания в юриспруденции.

- Мои наследники - это все дети Израиля.

- Ладно, верну долг, работая в Израиле на весь наш народ.

- Этот ребенок в жизни не пропадет, - сказал президент жене, улыбаясь, - нужно ему помочь.

* * * Вот каким образом Бум провел свою первую ночь в Иерусалиме в квартире президента вместе с пилотом Пьером Бернаром, который не согласился оставить его. А в кармане у него уже лежали деньги за билет туда и обратно...

С рассветом пилот и Бум были уже на ногах. Нельзя терять время. Самолет отправлялся из Лода в 12 часов, а Бум хотел еще хоть немного осмотреть Иерусалим.

Погуляв по улицам, друзья /ибо со вчерашнего дня между ними завязалась тесная дружба/ подошли к магазину, где Бум должен был купить знаменитый талит. Как только лавка открылась, он вошел и очутился среди гор аккуратно сложенных талитов со свисающими друг на друга цицит. Рядом лежали горы ермолок всех цветов, а на самом верху - белые, расшитые золотом.

Бум пришел в восторг. Сначала он выбрал точно такой талит, как подарил отцу дядя. Талит стоил даже чуть меньше, чем Бум полагал. На оставшиеся деньги он не мог удержаться, чтобы не купить замечательную, белую ермолку, вышитую золотом. Папе или себе? Как решить? Так и быть, он купит две, взяв немного из денег, отложенных на такси в Орли. Пьер Бернар наверняка одолжит ему.

А что для Дины, его сообщницы? О! Вот чудная кукла в йеменском платье! Но она стоит слишком дорого. Хозяйка лавки, молодая женщина с ребенком на руках, заметила, как Бум огорчился, и улыбнулась. Она прекрасно говорит по-французски: несколько лет назад приехала из Туниса.

- Кому ты хочешь купить эту куклу?

- Моей сестре Дине, ей одиннадцать лет. Но на все у меня не хватит денег.

- Ничего, - говорит хозяйка, - бери. Заплатишь мне в следующий приезд. Ты же еще приедешь?

- Конечно, - говорит Бум, - когда стану пилотом, и если захотите, я возьму вашего ребенка бесплатно в самолет.

- Но тогда, с Божьей помощью, это будет уже не ребенок, а красивая девушка, - говорит молодая женщина.

- Ну, возьму ее в свой самолет, - говорит Бум,- и женюсь на ней. Как ее зовут?

- Юдит, а тебя?

- Авигдор, но меня называют Бум и, думаю, скоро меня станут называть даже "Бум-бесстрашный".

- Значит, я вернусь и женюсь на Юдит.

- Пока что, Бум-бесстрашный, - смеется хозяйка ,-бери свои покупки, а я должна дать моей шестимесячной Юдит бутылочку с соской.

* * * Ровно в двенадцать самолет вылетает из Лода. Бум сходит снова за сына пилота, но на сей раз сына торжествующего и чувствующего себя свободно.

В Орли прибыли без приключений. Бум и Пьер Бернар попрощались как два закадычных друга и пообещали друг другу, что они обязательно встретятся. Автобус компании "Эр Франс" отвез Бума в Париж /таким образом не пришлось занимать на такси у пилота/.

У Дворца инвалидов он сел в метро, в одной руке - пакеты из Израиля, в другой - проездная карточка. Добравшись до дома, внизу у лестницы он увидел Дину, которая, плача от радости и волнения, бросилась его обнимать.

- Расскажи, как тебе удалось! Рассказывай!

- Сейчас некогда, папа вернется через полчаса, он не должен ничего знать. И мама тоже - во всяком случае не сразу.

Дети поднялись по лестнице, надеясь, что мамы еще нет. По средам она обычно навещает больных и приходит домой в семь часов, как и папа.

- Блеск! Она еще не вернулась!

Бум раскрывает пакет, протягивает Дине красивую куклу, кладет новый талит в бархатный чехол, вынув из него бумагу, сверху кладет белую ермолку, вышитую золотом, потом через столовую проходит в свою комнату. На столе лежит еще нераскрытая почта. Видимо, консьержка принесла ее как раз, когда мама уже уходила. Бум с любопытством рассматривает конверты.

- Смотри, письмо из школы! Что бы это могло значить?

- Сообщают родителям, что ты пропустил занятия, - объясняет Дина, которая стала школьницей раньше него и, соответственно, больше пропускала занятий.

- Хорошо, что оно попало мне в руки, представляешь, что было бы, если бы мама его прочла!

В этот момент открывается дверь, и входит мама, а почти следом за ней и папа. Мама проходит в кухню, ничего не спросив у Бума. Обычно рассказывают, как прошел день, за столом. А раз Бум вернулся из школы после того, как ночевал у Михаэля Зини, значит, все в порядке. Мама быстро разогревает уже готовый обед.

- К столу! Живо к столу!

Папа хотел открыть дверь в ванную, но, по ошибке взявшись не за ту ручку, открыл шкафчик, где поверх бархатного чехла с талитом лежала белая ермолка, расшитая золотом.

- Откуда такая красивая ермолка, кто ее сюда положил? - спросил он и тут же ее надел.

- Наверняка какой-нибудь посланец прямо из Израиля, - сказал Бум с хитрым видом, что несколько озадачило господина Бадера.

За супом родители обычно читают вчерашнюю почту.

Письмо из школы. Что они от меня хотят? Ага, они сообщают, что ты вчера пропустил школу. Бум, тут какая-то ошибка.

- Нет, - отвечает Бум, краснея, - это правда.

- То есть как? - рассердился папа. - Что же ты вчера делал, безобразник?

- Я был в Израиле и купил тебе белую ермолку, расшитую золотом. Ночевал я в квартире президента Бен-Цви и посватался к Юдит, которой шесть месяцев, но которая станет красивой девушкой, когда я стану пилотом и вернусь в Израиль. Тогда и папа с мамой, и Дина - все вы поедете со мной, мы поселимся в Израиле, купим стиральную машину, но израильскую, в которой можно стирать талит, не боясь, что цицит застрянут в барабане!

Еврей, соблюающй традиции, по утрам молится, накрывшись четырехугольным белым покрывалом, которое называется талит; к четырем углам талита прикреплены нити, завязанные особым образом, которые называются цицит - так предписывает Тора (Шмот, 15:37-41). Талит - очень важный предмет в традиционно-еврейской жизни.