Как Лоллипоп стал Лоллипопом

На самом-то деле его звали вовсе не Лоллипоп Майер. На самом-то деле его звали Виктор-Эмануэль Майер. Виктор по деду и Эмануэль по дяде, который приходился ему крёстным. Но господин Альбрехт - он держит лавку "1000 мелочей" - однажды сказал:

"Виктор-Эмануэль? Да такое имя под стать королю. Итальянские короли страсть как любили этак величать себя!" Лоллипоп помчался домой, встал перед зеркалом и долго в него гляделся. А потом произнёс:

"Чего нет, того нет. На итальянского короля я, кажется, не тяну. Ну так и Виктором-Эмануэлем оставаться больше не желаю!" Дело было после обеда, потому столь важное решение он принял в полном одиночестве: мама на службе, сестра на уроке музыки, бабушка в парикмахерской, а дед на том свете - ещё с пасхи.

Если какой-нибудь читатель при перечислении близких недосчитался отца, придётся - раз и навсегда - сказать: у Лоллипопа его не было. То есть не было настоящего отца. Который утром битый час сидит в туалете, дымя сигаретой. Который вечно ищет ключ зажигания от машины. Который брюзжит, что его "совсем заездили". Который ходит на родительские собрания, а потом орёт дома. Который может починить велосипед и любит рассказывать о своём детстве, как в один прекрасный день он удрал из дома, прихватив на дорожку три банки филе из осьминога.

Отец Лоллипопа жил на другом конце города. Жену его звали Амелия. (Упоминаю об этом лишь потому, что Лоллипопу имя казалось потешным.) У них было трое детей. Но каждое четвёртое воскресенье он заходил за Лоллипопом и сестрой. Они вместе гуляли, а в дождливую погоду шли в кафе. Большего об отце знать не нужно, в книге он уже нигде не появится, ибо то, что происходило каждое четвёртое воскресенье, было до чёртиков скучно - Лоллипопу, сестре да и отцу, видимо, тоже.

Единственное, что запомнилось Лоллипопу, так это случай в кофейне, когда в бисквитном рулете обнаружился муравей. Заживо запечённый, разумеется. И как отец отказывался платить.

"Рулет с муравьем во фруктовой начинке, - возмущался он, - считается испорченным и несъедобным!" Отец долго препирался с официанткой, тем временем Лоллипоп, в глубокой тоске, рулет сжевал.

Кусочек с муравьем он, конечно, есть не стал - обкусал со всех сторон. Но тот, как на зло, упал со стола и куда-то закатился. Отыскать его не удалось. Тогда официантка, не растерявшись, заявила: никакого, мол, муравья и в помине не было. Без доказательств она и мысли допустить не может, что в её фирменном рулете оказался муравей. Пришлось отцу раскошелиться. Видик у него был кислый. Лоллипоп с сестрой всю дорогу гадали, на кого он дуется - на Лоллипопа или на официантку.

* * * Захотелось, стало быть, Лоллипопу другое имя - раз уж он не итальянский король! Лоллипоп перебрал кучу имён, но потом решил: "Порядок есть порядок! Имена не берутся, а даются!" И он дождался, пока мама пришла с работы, а сестра с урока музыки, а бабушка из парикмахерской. И мама, и сестра, и бабушка изо всех сил старались, только вот фантазии у всех, вместе взятых, было меньше, чем у дряхлого вола. "Пипси", - выдавали они, - "Штрольхи", "Бой", "Майс", даже до "Вуцла" докатились.

Разве это имена для того, кто звался словно итальянский король!

Лоллипоп обошёл весь дом, обзвонил все квартиры. Он мог себе это позволить: жильцы его очень любили. Он просил придумать ему какое-нибудь новое имя, но воображения у жильцов было ничуть не больше, чем у мамы, бабушки и сестры. К тому же кто-то полагал, что менять имена вообще дурной тон, а кто-то - что и Виктор-Эмануэль исключительно подходит для Лоллипопа.

Тогда Лоллипоп отправился к Отто. Магазинчик Отто находился прямо у ворот их дома по соседству с "1000 мелочей" господина Альбрехта. Далеко не просто определить, что же это за магазинчик. Чем-то он напоминал молочную: тут всегда можно было купить масло, сливки и сгущённое молоко; свежим он не торговал. Чем-то он походил и на овощную лавку: у Отто бывала и картошка, и лук, и огурцы, и яблоки; но персики, клубника и бананы у него не водились. Чуточку смахивал магазин и на кондитерскую: на витрине полно прозрачных форм, набитых конфетами - тут и помадки, и карамель с клубничной начинкой, и лимонные дольки, и различные драже. На полках теснятся штабеля коробок с нугой, шоколадные медведи, кренделя с марципанами. А ещё он торговал портновскими иглами и мелками, штампованными пуговицами и резиновой тесьмой. Скорее всего, поэтому над входом в магазинчик на деревянном щите значилось: "Смешанная торговля". Из-за этого, по всей вероятности, многие называли его "Смешанный Отто".

Лоллипоп пошёл к "Смешанному Отто", чтоб хорошенько обмозговать затею с именами. Он уселся на мешок с картошкой, стоявший в углу среди гор стиральных порошков, и взял с полки леденец на палочке. Такой зелёный, с мятным привкусом. На мешке с картошкой, с зелёным леденцом во рту, ему думалось особенно хорошо. Это уж было проверено-перепроверено. На мешке с леденцом он иногда решал самые сложные уравнения. Даже такие, какие они ещё и не проходили!

Зелёные мятные леденцы привезли из Америки. "MADE IN USA" - стояло на коробке. А чуть выше крупными красными буквами на белом фоне: "LOLLIPOP". Так, видать, у американцев леденцы на палочке называются.

Лоллипоп сосал леденец и размышлял о новом имени. Но сколько ни думал, получалось, что теперь всю жизнь придётся пребывать в итальянских королях: никому в голову хоть одного мало-мальски путного имени не пришло. И когда Лоллипоп совсем было сник, Отто прислонился к стеллажу, сложил руки на животе, взглянул на коробку с леденцами, на Лоллипопа и сказал:

"Ну, Лоллипоп, о чём так тяжко задумался?" Вот как всё было! Вот как Лоллипоп получил имя. Конечно, приучать людей к новому имени - сложная штука. Дворничиха, весьма преклонного возраста да ещё изрядно тугая на ухо, привыкала особенно плохо.

"Как тебя теперь звать? - спрашивала она то и дело. - Как?" Лоллипоп каждый божий день по двадцать раз орал ей в левое ухо: "Лол-ли-поп!" (левым она слышала получше). Дворничиха и впрямь старалась вовсю. Но как-то она сказала: "Воллимоп", другой раз "Поллипоп" и "Поллимоп". Пока Лоллипоп не написал ей своё имя на бумажке. Дворничиха носила бумажку в кармане фартука, завидев Лоллипопа, она доставала её, надевала очки и читала: "Привет, Лоллипоп!" Адского труда стоило приучить к новому имени учительницу. На слух она не жаловалась. Она просто-напросто не желала. Лоллипоп на каждой перемене, до занятий, после занятий твердил ей, что теперь его зовут "Лоллипоп" - и никак иначе. Нашла коса на камень! Она железно называла его "Виктор-Эмануэль". Пока у Лоллипопа не лопнуло терпение. Пока он не перестал откликаться на "Виктора". Пока он вовсе не перестал реагировать, когда она обращалась к "Виктору-Эмануэлю".

Так продолжалось больше двух недель. Даже когда посреди урока математики учительница вдруг сказала: "Виктор-Эмануэль, а у меня для тебя есть наклейка - поросёнок Пузик! Редчайший экземпляр!" - даже тогда Лоллипоп не дрогнул. А ведь Лоллипоп - страстный коллекционер поросят Пузиков разных размеров. И того, что учительница вертела перед носом, у него не было. Такого ни в одном магазине не достанешь.

В четверг, на третью неделю, на втором уроке во время чтения учительница сдалась. Читали сказку про Синюю Бороду. Лоллипоп ковырял в носу и глядел в окно. За окном ничего интересного не было. Только небо голубое с тремя белыми облачками. Но и в "Синей Бороде" ничего интересного не было. И тут вдруг учительница сказала:

"Лоллипоп, что ты уставился в окно? Читать надо, а не в носу ковырять, Лоллипоп!" С этого урока Лоллипоп - в школе - больше в носу не ковырял, из окон не пялился и читал вместе со всеми. А учительница всегда называла его "Лоллипоп". Она до того привыкла к "Лоллипопу", что даже директору на вопрос, всё ли ещё Виктор-Эмануэль лучший гимнаст, с жаром доказывала: в её классе никакого Виктора-Эмануэля нет.

Лоллипопу помогает "Лоллипоп" Лоллипоп со многими дружил, но Друга у него не было. Лучшего Друга - не было. Исключая Смешанного Отто. Но Отто сильно за пятьдесят. Через год он уйдёт на пенсию. Конечно, без пяти минут пенсионеры и мальчишки могут прекрасно ладить, но порой это утомительно для обеих сторон. Отто хочется то бесконечно говорить, то бесконечно слушать. А Лоллипопу хочется - ну, к примеру, ручные тиски. Он машину мастерит, и без тисков тут не обойтись. Такие тиски можно по дешёвке достать у старьёвщиков, что для Смешанного Отто хуже каторги. Часами рыскать по закоулкам в поисках ручных тисков, ковыряться у каждого старьёвщика в огромных ящиках, доверху набитых хламом, - выматывающее занятие для без пяти минут пенсионера.

Ещё Смешанный Отто недолюбливает комиксы. От них у него голова идёт кругом. Он не отличает кружочков, обводящих речь героев, от кружочков с их мыслями, а дикарский клич "уби-уби-уби!" вовсе считает дружеским приветствием.

Когда Лоллипоп жаловался Смешанному Отто на маму, или на бабушку, или на сестру, Отто не всегда был на стороне Лоллипопа. А Лучший Друг? Был бы! Вот почему Лоллипоп мечтал о Лучшем Друге. Многие приятели Лоллипопа хотели занять это место, но Лоллипоп думал кое о ком другом. О совершенно конкретном!

Каждый вечер, перед сном, Лоллипоп подходил к окну в кухне и глядел в него. Кухонное окно выходило во двор, а за двором был забор, а за забором ещё один двор, а за ним ещё один дом. С окнами кухонь и подъездов и с оконцами туалетов. Почти во всех окнах свет вечерами не горел. Но когда Лоллипоп перед сном подходил к кухонному окну, в том доме, на втором этаже, у освещённого окна всегда стоял какой-то мальчик. Разглядеть его хорошенько Лоллипоп не мог. Но что ему лет восемь, и что у него светлые волосы, и что он довольно-таки худ - видно было.

Лоллипоп мечтал, чтобы этот мальчик стал его Лучшим Другом. Он - и никто другой! Только складывалось всё очень странно. Лоллипоп знал в округе всех ребят. А вот Лучшего Друга, кроме как у окна, не видел ни разу. Ни на улице, ни в школе, ни в парке. Ни даже в универмаге.

Лоллипоп частенько прохаживался около дома, где жил Друг. Даже в подъезд заходил и на второй этаж поднимался. На лестничной площадке он насчитал шесть квартир. Три явно не те - слишком далеко уходят вправо. Оставались: Ходина, Бунзл, Кронбергер.

Лоллипоп был не робкого десятка. Но так вот, запросто, взять да позвонить Ходинам, Бунзлам или Кронбергерам у него духу не хватало. Однажды он решился: была не была! Поднял руку, но... как из-под земли возникла кривоносая старуха с нижнего этажа. Делать ей, видно, было нечего, кроме как подслушивать да подглядывать. В другой раз Лоллипоп стоял под одной из дверей, держа указательный палец у самого звонка, и гадал по пуговицам на курточке: нажать - не нажать, нажать - не нажать. И тут старая карга как выскочит к перилам, как заорёт на весь подъезд:

"Нечего шастать по чужим подъездам! А ну, брысь отсюда живо!" Женщин с кривыми носами Лоллипоп предпочитал обходить стороной. Поэтому всякий раз пулей пролетал мимо старухи.

Смешанный Отто обещал помочь. К нему ведь заходили люди со всего района, и не один любил поболтать с ним.

"Лоллипоп, - сказал Отто, - завтра после уроков будешь знать всё".

Отто записал на бумажке: "Ходина, Бунзл, Кронбергер" - и сунул её под выставленные на прилавке ароматические таблетки для ванной. На следующий день, сразу после занятий, Лоллипоп получил исчерпывающую информацию. Отто начал издалека:

"Госпожа Бреттшнайдер знает всё на свете, она-то и сказала, что Ходина - окружной судья, ныне на пенсии, 67 лет, имеет таксу".

"А Бунзл?" - не утерпел Лоллипоп.

"Про Бунзла я знаю от госпожи Зиманек. Бунзл - кондуктор автобуса, женат, две дочери, у обеих косоглазие".

"Ну, а Кронбергер?" - волнение Лоллипопа достигло предела.

"Хм, он самый и есть!" - сказал Смешанный Отто и скрестил руки на груди.

Лоллипоп сел на мешок с картошкой, взял с полки зелёный леденец с мятным привкусом и с дрожью в голосе выдохнул: "Отто, будь человеком, не тяни резину. Кто эти Кронбергеры? " "Они держат лавку "Яйца - птица", - промолвил Смешанный Отто, - ну, а мальчика, о котором речь, звать Томми!" Смешанный Отто любил говорить пространно, однако Лоллипоп благодаря своему фантастическому терпению постепенно, слово за слово, выведал, что Кронбергеры-старшие ежедневно в семь утра приходят вместе с Томми в яйце-птичью лавку и что Томми учится в школе неподалёку от неё. Вечером, часиков эдак в восемь, вещал Отто, родители с Томми возвращаются домой. А на выходные Кронбергеры выезжают за город: покупать деревенские яйца. Томми, ясное дело, всегда при них.

"А посему, - заключил Смешанный Отто, - посему его лишь вечером и можно увидеть у кухонного окна!" Лоллипоп порылся в телефонном справочнике и в разделе "Яйца - птица" обнаружил некоего Р.Кронбергера, Брунненгассе, 4.

"Семь трамвайных остановок, а там первый поворот направо", - подсказал Смешанный Отто.

В кассе городского транспорта Лоллипоп взял льготный детский билет. Проехал на трамвае семь остановок и свернул в первый переулок направо.

В дверь магазинчика "Яйца - птица" было вмонтировано музыкальное устройство. Повернёшь ручку, и оно исполнит: "Ты честность и верность блюди до конца..." За стеклянной витриной, где были выставлены и куриная печёнка, и утиные желудочки, и гусиные шейки, и цыплячьи почки, стоял мужчина в белом халате, густо забрызганном пятнами крови. Если Лоллипоп в жизни чего и не выносил, так это пятен крови на белом халате и птичьего духа. Его едва не вывернуло наизнанку. Он задержал дыхание и, глядя в пол, прошептал: "Одно яйцо, пожалуйста!" Белый с пятнами крови сунул Лоллипопу яйцо и стребовал два шиллинга. Лоллипоп сунул два шиллинга и вышел на свежий воздух. Меньше всего он хотел тащить яйцо домой. Белый его даже не завернул. А как известно, более нелепого зрелища, чем мальчик, шатающийся по городу с яйцом в руке, представить невозможно.

На улице Лоллипоп увидел здоровую собаку. Он решил шмыгнуть на другую - бессобачью - сторону: Лоллипоп всегда делал так, завидев здоровую собаку. Но эта оказалась проворнее. Она подскочила к Лоллипопу и выхватила у него яйцо. Лоллипопа била крупная дрожь. Собаки давно и след простыл, а его всё трясло. На мизинце появился малюсенький кровоподтёк - след от клыка здоровой собаки.

Когда Лоллипоп сгибал мизинец, кровоподтёк чуть увеличивался.

На другой день Лоллипоп купил в лавке "Яйца - птица" шейку гуся. Это обошлось ему в три шиллинга. По дороге домой он, как ни пытался, избавиться от шейки не смог. Дважды он её подбрасывал. Сперва на скамейку в аллее парка, потом на подоконник. Но всякий раз кто-нибудь нагонял его и вручал пакет с гусиной шейкой: "Твоё, парень?" Мама Лоллипопа сильно удивилась, обнаружив вечером в помойном ведре гусиную шейку. Сестра и Лоллипоп клялись и божились, что о гусиной шейке знать не знают.

"Глупости, - возмущалась мама, - кто-то из вас притащил её!" Лоллипоп и бровью не повёл, а сестра покраснела до кончиков ушей. Она всегда краснела, когда мама ругалась.

"И зачем врать? Ты ж вся пунцовая, сразу видно, что врёшь, - сказала мама сестре. - Почему правду не скажешь, откуда у тебя эта мерзкая шейка?" - допытывалась мама. С пристрастием допытывалась.

Сестра аж побагровела.

"Это не я, ей-богу не я, честное слово!" - проскулила сестра, и лицо её сделалось алее красного перца.

"Ладно, хватит, нечего обезьяний цирк устраивать из-за какой-то дурацкой шейки, - сказала бабушка. - Пусть лучше кто-нибудь вынесет ведро, пока эта гадость не протухла!" Лоллипоп схватил помойное ведро и мигом снёс его во двор.

* * * На другой день Лоллипоп купил три куриных печёнки. Через день - куриный желудочек. А потом чашку столового жира. И каждый раз он видел лишь какую-то часть Томми и никогда всего. Дело в том, что дверь за прилавком была всегда приоткрыта. Из-за двери доносились голоса - женский и детский. Однажды женский голос произнёс:

"Томми, сначала поешь, а потом сделай домашние задания!" Детский голос проканючил: "Не хочу я супу!" Как-то Лоллипоп увидел ногу Томми. Она болталась из стороны в сторону. А однажды он узрел половину Томминой головы. Неожиданно Томми выглянул, что привело Лоллипопа в смятение. Лавка "Яйца-птица" поглощала все карманные деньги. А в конце недели Лоллипоп попал в страшный переплёт.

Сестра сказала маме:

"Мам, я сама видела! Лоллипоп каждый день после школы куда-то уезжает на трамвае!" Маме во что бы то ни стало захотелось узнать, куда он каждый день мотается. А переупрямить маму не под силу и Лоллипопу.

"Лоллипоп, мне просто надо знать, что ты делаешь", - сказала мама.

"Нет", - сказал Лоллипоп.

"Да", - сказала мама.

"Да нет же!" - гаркнул Лоллипоп. Его уже не на шутку разобрало.

"Ну, сам посуди, - сказала мама, - шеф диктует мне письмо с иностранными словами в каждой строчке, а я всё время думаю, куда ездит мой Лоллипоп на трамвае, и тут же делаю семь опечаток; шеф глядит тигром и к рождеству не повышает мне жалованье!" Чего-чего, а этого Лоллипопу никак не хотелось. И тут он рассказал маме про друга по имени Томми, и про гусиную шейку, и даже про яйцо и здоровую собаку, которая ему чуть мизинец не прокусила. Мама же над собакой и яйцом только посмеялась. Лоллипопа это задело. Минуту назад мама говорила, будто так из-за него переживает, что письма кишат опечатками, а сама смеётся, когда его мизинец подвергся жуткой опасности!

* * * Вечером мама тоже подошла к кухонному окну и помахала Томми. Томми ответил. Сестра сказала:

"Напиши ему письмо, проще не придумаешь!" Но Лоллипоп писать не любил. Из-за ошибок. Бабушка предложила:

"Подойди к его подъезду пораньше, около семи!" Но вставать в такую рань Лоллипоп тоже не любил. В семь утра он ещё был как варёная курица. Еле языком ворочал и слышал хуже тугоухой дворничихи. В семь утра Лоллипоп ни под каким видом не мог предложить незнакомому мальчику подружиться - в птичьей лавке и то лучше.

В запасе оставалась единственная возможность, к которой он прибегал редко, потому что от неё делалось как-то не по себе: взгляд через зелёный леденец. Лоллипоп открыл это в один прекрасный момент совершенно случайно. Для сего требовался долго сосущийся зелёный леденец марки "LOLLIPOP. MADE IN USA". Его следовало тщательно обсосать с обеих сторон, так, чтобы он не уменьшился в размере, но стал совсем тонким. Таким тонюсеньким - аж прозрачным. И когда Лоллипоп подносил тонкий, прозрачный "Лоллипоп" к одному глазу, а другой прищуривал и впивался в кого-нибудь взглядом, тот, на кого леденец был направлен, делал всё, что хотелось Лоллипопу. При этом Лоллипоп не произносил ни слова!

Он пользовался этим приёмом лишь в самых крайних случаях. А сейчас был крайний случай. Лоллипоп помчался к Смешанному Отто, сел на мешок с картошкой, достал леденец и обсосал его на совесть. Тот стал не толще волоска и прозрачный, как стёклышко. После чего он двинулся к трамвайной остановке.

"Салют, малыш, - сказал Белый с пятнами крови, когда Лоллипоп вошёл в магазин. - Что будем брать сегодня?" Дверь в заднюю комнату на этот раз была закрыта. Лоллипоп зажмурил левый глаз, поднёс "Лоллипоп" к правому и уставился на Белого, который стал светло-зелёным.

"Хм, хм, - хмыкнул Светло-зелёный, - скажи-ка... я тебя ещё вчера хотел спросить: не ты ли тот самый мальчик, который живёт напротив нас, которого наш Томми каждый вечер видит в окно? Который ещё машет ему?" Лоллипоп кивнул.

"Как же, как же, он самый!" Лоллипоп снова кивнул.

"Ну, проходи, раз так, Томми будет рад. У него ведь ни одного друга нет!" - сказал Светло-зелёный.

Лоллипоп сунул в рот леденец и прошёл за прилавок. Белый открыл дверь в заднюю комнату. На табуретке сидел Томми. Он разглядывал комиксы с приключениями Микки-Мауса и ковырял в носу.

"Давай с тобой дружить", - сказал Лоллипоп. "Давай, раз тебе хочется!" - сказал Томми. А потом они сыграли в домино и пролистали дюжину комиксов про Микки-Мауса.

Госпоже Кронбергер Лоллипоп понравился. Она позвонила маме Лоллипопа на работу, и обе мамы договорились, что Лоллипоп будет приходить к Томми по вторникам, а Томми к Лоллипопу - по пятницам. Так оно и вышло.

Правда, оказалось, что Томми, кроме "давай, раз тебе хочется!", почти ничего не говорит, ни во что, кроме домино, не играет и ничего, кроме историй про Микки-Мауса, не читает.

"Чудак человек, - ворчала сестра каждую пятницу, как только за Томми захлопывалась дверь, - чудак человек, и что ты только нашёл в этой рохле?" "У парня чурбан вместо головы, ноги из свинца да ещё вата в ушах", - сказала бабушка.

"Он мой друг, - сказал Лоллипоп. - Я его наконец нашёл!" Всё же, если была не пятница и не вторник, Лоллипопу с утра дышалось легко, а к кухонному окну - по вечерам - он не подходил вообще.

Лоллипоп и бабушкина работа Бабушка Лоллипопа работала уборщицей в конторе электрофирмы. Там она убирала ежедневно - кроме суббот и воскресений - по три часа. С пяти утра до восьми. Естественно, пятнадцать рабочих часов в неделю бабушку обеспечить не могли. Но она получала ещё пенсию за умершего дедушку. На пенсию и на уборщицкие деньги можно было жить вполне сносно. Она даже частенько давала маме Лоллипопа разные суммы, потому что у мамы с деньгами было туго.

Лоллипопу и сестре куда как удобно, что бабушка работает в такую рань. В начале девятого она снова дома. Моет оставленную после завтрака посуду, бегает по магазинам, прибирает, готовит обед. Когда Лоллипоп возвращается из школы, на столе стоит яблочный сок и чистые тарелки. Так что у Лоллипопа, положа руку на сердце, было ощущение, будто его бабушка вообще на работу не ходит.

Но потом электрофирма, где работала бабушка, начала расширяться: старого корпуса не хватало.

"Конторские-то сидят друг у друга прямо на головах, как бременские музыканты", - рассказывала бабушка.

Пришлось, значит, электрофирме новый корпус возводить, повместительнее. Но этот новый корпус выстроили не "в двух шагах за углом", а в другом районе города.

Такую махину за один день не отгрохаешь. Два года ушло на строительство нового корпуса. Последние два года бабушка время от времени приговаривала: "Переезжать будут без меня! Не тратить же час в один конец ради трёх часов работы. Да и не такие уж они мёдом мазанные!" И она заявила: "Как только они переберутся, подыщу себе другое место!" Лоллипоп считал, что бабушка права. Ещё он считал, его это никакой стороной не касается. Даже когда бабушка объявила: час пробил, переезд назначен на первое число следующего месяца, Лоллипоп ничуть не взволновался. И что она просматривает объявления в газете, не трогало его. Потом, правда, стали слегка досаждать регулярные хождения к доске объявлений о найме на работу. Во-первых, она отлучалась ежедневно - вместо того, чтобы сидеть дома и делать ему бутерброды с ветчиной, а во-вторых, вечера напролёт она обсуждала с мамой различные варианты с работой. У Лоллипопа от этих разговоров уши вяли. "Чистый заработок", "общий размер жалованья", "отпускные"... Даже такое условие, как "пропорциональная скидка с отпускной суммы", упоминалось бабушкой. К лешему "пропорциональную скидку"! Пусть лучше играет с Лоллипопом в "морской бой", или в "слова", или в "поддавки". В конце концов, бабушка нашла верное место.

Лоллипоп облегчённо вздохнул. Он рассуждал: "Слава богу, теперь всё пойдёт по-старому! Хорошего понемножку!" Сам себе он казался удивительно кротким и славным: с таким смирением выдержать безумную говорильню и беготню вокруг нового бабушкиного места! Это оказалась вовсе не какая-нибудь контора, а семья. Гофштеттеры - так их звали. Там бабушка за час работы получала намного больше, чем в электрофирме. К тому же она сказала:

"Мне вообще Гофштеттеры по душе. У нас с самого начала взаимная симпатия".

Лоллипоп удивлённо спросил:

"Скажи-ка, бабуля, разве они встают так рано, что в пять уже можно начинать?" "Отнюдь, - сказала бабушка, - здесь я буду начинать только в одиннадцать. Оно и к лучшему. Хоть высплюсь наконец. Я ведь не от хорошей жизни поднималась ни свет ни заря".

"Порядок", - решил Лоллипоп.

Дело всё ещё казалось безобидным. Он даже рад был за бабушку. Но когда она сказала: "Зато работаю до шести!" - Лоллипоп взревел, как раненый лев.

"А мой обед?" - рычал он. Лоллипоп придавал очень большое значение спокойному, вкусному обеду в уютной обстановке. "А домашние задания?" - рычал он. Лоллипоп любил, чтобы бабушка сидела за столом и вязала, пока он строчит многоэтажные, безошибочные уравнения или куцые, усеянные ошибками сочинения. Ещё Лоллипоп поскандалил из-за бутербродов с ветчиной. Из-за того, что дома всегда должен находиться кто-то, кто мог бы пришить пуговицу. И вообще, ревел он, ему нужен хоть кто-нибудь, с кем можно пообщаться. Сестрица подчас чудовищно тупеет, с ней особенно не наговоришься. Унять Лоллипопа было невозможно.

"Ты только прикинь, - вразумляла бабушка, - я ведь зато к Гофштеттерам всего три раза в неделю хожу. А четыре полных дня - дома!" Но даже этот довод был слабым утешением для Лоллипопа. Он здорово обозлился и надулся.

"Потерпи хоть немного, - сказала мама, - всё будет не так страшно, как тебе кажется!" Лоллипоп и злился, и дулся, и терпения набирался, но всё вышло ещё страшнее, чем казалось. Мало того, что три раза в неделю он бабушки вообще не видел. Им ещё хотелось, чтоб он делал кошмарнейшие вещи! Сразу после уроков он должен как угорелый нестись домой, вставать к плите и разогревать картофельный суп, медленно помешивая в кастрюле. После еды он должен ставить тарелки в раковину и напускать в неё воду.

И ещё он должен ходить к Смешанному Отто - не посидеть на картошке и пососать леденец, а со списком.

С длинным списком, состоящим из скучнейших предметов, как-то: мука, стиральный порошок, сахар, рис. Вдобавок ему вменялось в обязанность получать у сапожника обувь и относить в чистку скатерть!

Но самое возмутительное - никому, кроме Лоллипопа, это возмутительным не казалось. Смешанный Отто даже рассмеялся, когда Лоллипоп поведал о своём горе. И учительница его не поняла. Когда Лоллипоп объяснил, что не мог дома писать сочинение, так как должен был вытащить бельё из стиральной машины и развесить его в ванной, она cказала: "Смешно, Лоллипоп, это отнимает каких-то две-три минуты". Причём она имела в виду возню с бельём, а не сочинение. Один человек понял его. Эгон, сосед по парте.

"Лоллипоп, - задумчиво сказал Эгон, - разве у тебя нет сестры? Такой длинной, белобрысой, года на два тебя постарше?" "Само собой", - сказал Лоллипоп.

"Тогда я здесь чего-то не улавливаю", - сказал Эгон. И у него есть мать, она тоже работает; а бабушки у него вообще нет. Но всеми делами по дому занимается сестра. "Во-первых, потому, что она старше, - сказал Эгон, - во-вторых, потому, что домашние заботы - женские заботы!" В этот день Лоллипоп шагал из школы в отличном настроении, хотя был "безбабушкин" день. Дорогу к дому он выбрал не самую короткую. Первым делом заглянул в парк, где малость погонял мяч, потом пошёл провожать Эгона до дома, где разглядывал коллекции марок, а после завернул в кафе-мороженое - съел клубничный пломбир. И лишь тогда направился домой.

У сестры занятия кончались на час позже, но когда Лоллипоп явился, она уже была дома. И вне себя. Лоллипопу поручили, как только он придёт из школы, включить духовку. В духовке стояла картофельная запеканка с дольками нарезанной ветчины. Бабушка ещё с утра сделала её и слегка пропекла. Не хватало лишь поджаристой корочки. А сейчас запеканка, понятное дело, была холодной.

"Явился бы вовремя, - выговаривала сестра, - запеканка была б уже горячая, с хрустящей корочкой!" Лоллипоп ни слова в ответ. "А я голодная как зверь!" - ругалась сестра. Она заглянула в духовку: "Теперь законно минут десять жди, пока будет готово!" Лоллипоп вытянулся во всю длину на кухонной кушетке и скрестил руки на груди.

"Зажигать духовку, равно как и разогревать запеканку - женское дело, о почтеннейшая сестрица", - изрёк он.

"Ты спятил, Лолли", - сказала сестра.

Лоллипоп замолчал и больше не шевелился. Даже когда сестра позвала: "Не сочти за труд - встань и накрой на стол. Запеканка готова".

Он молчал и не пошевелился, даже когда сестра сказала: "Лоллипоп, садись за стол да прихвати, будь уж так добр, яблочный сок из холодильника".

Тогда сестра подошла к кушетке и чего только не наговорила. И что он рехнулся, и что она всё равно в тысячу раз больше него делает. И что он ведёт себя как султан в гареме. И что он смесь барана с чемоданом, да к тому же несусветный лентяй. Она даже заехала ему со злости в живот. Очень прилично. Он снёс это беззвучно. А голод его не мучил. Клубничного пломбира хватило бы семью накормить.

Лоллипопу казалось, что он целую вечность валяется с закрытыми глазами и скрещёнными руками, когда он вдруг вспомнил: да ведь сегодня вторник, Томми давно ждёт его в комнате за прилавком. Он встал и хотел было выйти, но сестра загородила проход.

"Только через мой труп! - сказала она. - Сначала вымой посуду!" "Я ничего не ел", - сказал Лоллипоп.

"Не играет роли", - сказала сестра.

Тут Лоллипоп лягнул её ногой. Сестра схватила его за волосы. Лоллипоп отступил на шаг, а поскольку сестра и не думала его отпускать, то и она отступила от двери на шаг. Лоллипоп врезал ей в солнечное сплетение. Сестра отпустила волосы, чтоб закрыться, и Лоллипоп очутился за дверью.

Так теперь у них пошло-поехало - чуть ли не в каждый "безбабушкин" день. Да и вечерами было уже не то, что раньше: сестра жаловалась на Лоллипопа маме и бабушке. А мама с бабушкой как-то сказали, что Лоллипоп их сильно огорчает, другой раз, что Лоллипоп негодный мальчишка, и ещё раз, что Лоллипопу пора браться за ум. В любом случае ничего приятного они ему не говорили.

Сестре он показывал язык, бабушке строил за спиной гримасы, а маме заявлял: "Отстань от меня!" Да и дни, когда бабушка оставалась дома, были для Лоллипопа ничуть не лучше. Если вчера цапались и точно известно, что завтра опять поцапаются, то и сегодня особого желания любезничать нет.

Лоллипопа такая жизнь тяготила. Он считал - положение должно измениться. И чем скорей, тем лучше.

От сестры ничего путного ждать не приходилось. Она беспрестанно твердила: во-первых, она ещё ребёнок, а не женщина. И заявление насчёт домашней работы, которая якобы исключительно женская, бред сивой кобылы. А бабушка до небес превозносила новое рабочее место. Когда она начинала про "своих Гофштеттеров", Лоллипоп зубами скрипел. Часто же приходилось ему скрипеть зубами!

"У Гофштеттеров, - говорила бабушка, - работа в радость!" Она перечисляла все их кухонные аппараты и расписывала пылесосо-подметально-выбивальный комбайн, словно ей поручили составить рекламный проспект для подметально-выбивально-пылесосной фабрики. Она нахваливала посудомоечную машину, а про бельевую электросушилку говорила так, будто сама её изобрела.

Да плюс к тому бабушка влюбилась в гофштеттеровское дитя. Которое либо сидело в манеже, либо ползало на четвереньках. Стоило ей войти в комнату, как дитя - по словам бабушки - светилось от счастья. И наоборот, рыдало, когда бабушка выходила. Госпожа Гофштеттер не уставала повторять: "Даже не знаю, как мы без вас жили, бабусечка!" Охи и ахи вокруг гофштеттеровского младенца и гофштеттеровских машин были Лоллипопу просто противны. Но то, что Гофштеттеры позволяли говорить его бабушке - "бабусечка", это уж дальше ехать некуда!

"Лоллипоп, не будь таким зловредным, - сказала мама, - порадуйся хоть немного за бабушку: ей так повезло!" Лоллипоп и не думал радоваться. Нисколечко. А сестру он теперь лягал всё чаще. Потому что она тоже помешалась на этих Гофштеттерах. Хоть из дому беги! Сестра навещала бабушку у Гофштеттеров, она вывозила гофштеттеровское чадо в коляске на прогулку. Гофштеттеры подарили сестре плюшевый свитер в зелено-красную полоску для загородных прогулок. Господин Гофштеттер помогал ей по английскому. И сестра часами напролёт распространялась о том, где у Гофштеттеров стоит цветной телевизор, как развешаны колонки от японского стереомагнитофона и какие платья висят во встроенном шкафу в холле.

Лоллипопа осенило: помочь тут может лишь великолепно обсосанный, прозрачно-зелёный "Лоллипоп"! С великим тщанием готовил он леденец. Получился самый прозрачный, самый зелёный "Лоллипоп", из всех когда-либо им изготовленных.

Лоллипоп оставил "Лоллипоп" наготове в большой комнате на журнальном столике. Он дождался, когда бабушка с мамой убрали посуду после ужина и засели за телевизор. Сестра сидела перед ними прямо на полу. Она вязала шапочку из светло-коричневой шерсти для гофштеттеровского ребёночка. Хотела преподнести ему шапочку на день рождения. Лоллипопу она шапок сроду не вязала!

Лоллипоп взял леденец и приложил к правому глазу, а левый сощурил. Он посмотрел на бабушку. Он посмотрел на сестру. А бабушка смотрела на экран. А сестра смотрела на спицы. Лоллипоп довольно долго продержал "Лоллипоп" у правого глаза, потом поднёс его к левому, а правый прикрыл. И опять глядел не отрываясь.

"Hoc у него чересчур большой, чтобы нравиться женщинам", - сказала бабушка маме. Она имела в виду мужчину в телевизоре, который заигрывал с яркой блондинкой.

"Ещё раз прибавить шесть петель?" - спросила сестра и протянула маме шапочку.

"Да, прибавь ещё шесть", - сказала мама. При этом она смотрела вовсе не на вязаную шапочку, а на мужчину с чересчур большим носом.

Чтобы "Лоллипоп" подействовал, они должны обратить на меня внимание, - смекнул Лоллипоп. Он начал кашлять. Ужасно кашлять, натужно вбирая воздух и с присвистом и хрипами выдыхая. Когда Лоллипоп был совсем маленьким, он заработал хронический бронхит. И потому прекрасно знал, как надо кашлять, чтобы отвлечь людей от телевизора и вязальных спиц.

Бабушка, мама и сестра повернулись к нему.

"Лоллипоп! - вскричали они испуганно. - Лоллипоп, солнышко!" "Попались, голубчики, - думал Лоллипоп. - Сейчас бабушка скажет, что больше не пойдёт к Гофштеттерам".

Бабушка не сказала ни полслова. А так как Лоллипоп кашлять перестал, она отвернулась к экрану.

"Ладненько, ладненько, - думал Лоллипоп. - Пусть! Уж сестра-то признается: "Я лишь сейчас осознала, что домашняя работа - удел женщин. Отныне всё по дому буду делать я, поскольку я женщина, да к тому же старше Лоллипопа. Бутерброды с ветчиной я ему тоже буду готовить!" Однако сестра уже снова вязала, повернувшись к Лоллипопу спиной, и считала петли. Только мама подошла к Лоллипопу. Она спросила, не простыл ли он, не хочет ли водички. Лоллипоп сердито мотнул головой.

С огромным удовольствием он вышвырнул бы зелёное стёклышко. Но вместо этого побрёл с ним в ванную. "Ну почему, - спрашивал он себя, - ну почему оно сегодня не действует? Ведь это стопроцентный крайний случай! Всегда же действовало! Знать бы, что стряслось с упрямой ледышкой! Может, она недостаточно прозрачна?" Лоллипоп подошёл к большому зеркалу, висящему в ванной, поднес леденец к правому глазу, а левый закрыл. Нет, леденец просвечивал лучше некуда. Лоллипоп ясно видел перед собой светло-зелёного Лоллипопа. Светло-зелёный глядел из зеркала, а Лоллипоп через "Лоллипоп" - в зеркало.

"Чёрт побери, разбери и собери, - проворчал Лоллипоп, - кончай вредничать - сделай что-нибудь!" Заклятье Лоллипопа было обращено к леденцу. Но за леденцом-то был зеркальный Лоллипоп. И зеркальный Лоллипоп в ужасе передёрнулся.

"Ой, мамочки! - прошептал Лоллипоп. - Ну и дела!" Однако было поздно. Леденец сработал. Лоллипоп опустил руку с "Лоллипопом", глубоко вздохнул и поплёлся в кухню. Там он взял грязные тарелки, стоявшие на столе рядом с мойкой, составил их в раковину и пустил горячую воду. Потом тряпкой стёр с кафельной стены семь красных пятен от гуляша. Потом собрал посеревшие, свернувшиеся колечком картофельные очистки и выбросил в помойное ведро. А затем побрызгал душистым моющим раствором на тарелки и отмыл их до блеска. Даже слегка веником в кухне прошёлся. При этом он всё время бубнил под нос: "Кончай вредничать - сделай что-нибудь".

Лоллипоп малость куксился на "Лоллипопа". А потом в кухню пришли мама с бабушкой и сказали, что он замечательный парень, просто умница-разумница. И что они всегда верили в его сознательность. Преувеличивали - жуть как. Не так уж много он сделал, говоря по совести. Но похвала его приободрила, и даже очень. А потом сестра подошла и спросила, не связать ли и ему шапочку. Такую голубенькую в бело-зелёную полосочку. Лоллипоп заказал голубую в красно-жёлтую полоску.

Сестра и впрямь связала шапку. Получилось - загляденье. Хоть и маловата немного. Лоллипопу приходилось всё время натягивать её на уши. Но она упорно сбивалась на затылке в гармошку. Лоллипопу она всё равно дико нравилась. Никому из его одноклассников сестры шапок не вязали. С тех пор он врезал сестре значительно реже.

Обшибка Лоллипопа Лоллипоп и сестра получали на мелкие расходы от мамы. От бабушки тоже. Мама давала по понедельникам. Бабушка по воскресеньям. Поэтому бабушка называла карманные деньги "выходными". Каждое воскресенье она вручала Лоллипопу пятишиллинговую монету. А сестре - десятишиллинговую.

"Она ведь старше, - говорила бабушка, - чем старше ребёнок, тем больше ему нужно!" Мама возражала:

"Абсолютно неверно. Маленьким детям нужно не меньше, просто им другое нужно! - И добавляла: - Для меня "нужно" вообще не указ, я детям даю не сколько им нужно, а сколько у меня остаётся!" Случалось, она говорила: "На этой неделе, увы, придётся платить за свет и газ!" Тогда Лоллипопу с сестрой почти ничего не перепадало. В другой раз она сообщала:

"Мне заплатили сверхурочные!" И Лоллипопу с сестрой доставалась приличная сумма.

До сих пор Лоллипопу денег хватало. Было их побольше - он покупал двойную порцию клубничного, цветные наклейки и новый красный фломастер. Было их поменьше - он пользовался фломастером сестры, ел пломбир, если с ним делились, а цветных наклеек вовсе не покупал.

Денежные проблемы возникли у Лоллипопа после того, как учительница их с Эгоном рассадила: слишком много они на уроках болтали и хихикали. Эгона она определила на первую парту. Соседкой Лоллипопа стала Эвелина.

В классе Эвелйна считалась красавицей номер один. А может, и во всей школе. У неё были золотисто-русые локоны, изящный носик и глаза цвета пармских фиалок. Лоллипоп чувствовал себя на седьмом небе - ведь рядом сидела прекрасная Эвелина.

На первой же перемене она сказала:

"Слушай, Лолли, рванём после школы за мороженым?" Лоллипоп ещё больше обрадовался. Это был редчайший знак внимания. Обычно Эвелина после уроков ходила только с Красавчиком Петером из четвёртого класса. За мороженым тоже.

Лоллипоп думал, что мороженое они купят по дороге домой, либо в универсаме, либо в кондитерской. Но Эвелина сказала: "В итальянском кафе-мороженом - в самом начале центральной улицы - пломбир в миллион раз вкуснее!" И Лоллипоп пошёл с Эвелиной в итальянское кафе-мороженое. Там он опять-таки подумал, что они съедят по стаканчику прямо у стойки. Но Эвелйна сказала: "Сидеть в зале и кушать из вазочки в миллион раз приятнее!" И они сели за невысокий мраморный столик у окна, завешенного тюлем. Подошла официантка. Лоллипоп думал, что сейчас они закажут по скромной порции клубничного. Но Эвелина сказала: "Солнечное затмение" с сиропом, пожалуйста!" Пришлось и Лоллипопу заказать "Солнечное затмение" с сиропом. До этого дня он понятия не имел, что подобное существует. "Солнечное затмение" - это ванильный кругляш, а на нём половинка персика, а сверху сбитые сливки, и по краям вишенки в красном соусе с ароматом ликёра.

"Солнечное затмение" тоже ничего, но клубничный пломбир куда вкуснее, - думал Лоллипоп. - Да и есть его проще. Персик затвердел, а кругляш всё больше подтаивал. Персик кувыркался в сливках с мороженым, и пока Лоллипоп, обливаясь потом, делил его на кусочки, мороженое капало через край на скатерть.

"Солнечное затмение" - полный люкс", - выдохнула Эвелина. И больше не проронила ни слова. Она в таком темпе работала ложкой, что на разговоры времени не оставалось. С каменным персиком она расправилась в мгновение ока. Видимо, она ела "Солнечное затмение" не в первый раз. Проглотив последнюю ложечку мороженого и слизнув последнюю каплю сливок с ободка вазочки, Эвелина допила красный сироп. Потом вскочила.

"Чао, Лолли, - проворковала она, - бегу, мамочка ждёт с обедом".

Не успел он ответить - её уж и след простыл. А Лоллипоп-то рассчитывал, что Эвелина сама заплатит за "Солнечное затмение" с сиропом. Ровно один шиллинг остался у него после расчёта с официанткой. А был только вторник, к тому же вчера он получил от мамы сверх нормы. Да ещё от бабушки на рисовальный набор. Лоллипоп затосковал.

Но когда на другой день Эвелина одарила его взглядом фиалковых глаз и сказала, что он её славный-преславный зайчик и что она очень просит одолжить ей три шиллинга на новую линейку, Лоллипоп тут же отдал последний шиллинг, ещё два занял у Эгона и тоже отдал.

Так с тех пор и повелось. То Лоллипоп водил Эвелину в кондитерскую и покупал кулёк карамелек, то снова всплывало кафе-мороженое; потом ей понадобились деньги на общую тетрадь, потом на комиксы, потом на карандаши. Кстати говоря, завтраки, которые Лоллипоп приносил из дома, съедала она.

Через две недели Лоллипоп задолжал уже четырнадцати одноклассникам. На переменках только и слышалось:

"Лоллипоп, когда денежки вернёшь?" Или: "Лоллипоп, если завтра же не отдашь, скажу твоей маме! Будь спок!" Эвелина, конечно, всё это слышала, но она была девочкой либо страшно глупой, либо страшно подлой. Она продолжала тянуть из Лоллипопа мороженое, деньги, сладости. Когда он как-то сказал: "Не сердись, Эвелиночка, у меня сегодня, честно, ни полшиллинга!" - её глаза-фиалки превратились в узкие синие щёлочки, а голос стал звонким и сварливым.

"Что ж, придётся опять с Красавчиком Петером пойти", - отчеканила она звонко-сварливым голосом.

"Тогда я тебя больше не люблю", - говорил прищуренный взгляд. Лоллипоп ходил как потерянный. Посоветовался со Смешанным Отто. Отто сказал:

"Пусть пташка летит на все четыре стороны, она из тебя дойную корову сделала!" Спасибо за совет - это Лоллипоп и сам знал. Он ещё в своём уме.

А потом в один из дней, когда бабушка была у Гофштеттеров, сестра на уроке музыки, а Лоллипоп в кухне, случилось вот что. В дверь позвонили. Лоллипоп пошёл открывать. На площадке стоял Эгон с протянутой рукой. Сурово глядя исподлобья, он отрезал:

"Гони монету! С тебя двадцать четыре шиллинга. У мамы сегодня день рождения!" В "безбабушкинские" дни потрёпанный кошелёк всегда лежал на кухонном шкафчике. Утром бабушка начиняла его монетами, а Лоллипоп или сестра брали оттуда на покупки. А после засовывали чеки в боковой кармашек кошелька. Вечером бабушка подсчитывала остаток и чеки. Не было случая, чтобы она не досчиталась хоть одного гроша: Лоллипоп и сестра смотрели в оба, когда получали сдачу. При виде Эгона, стоящего на пороге с протянутой рукой, Лоллипоп взял бабусин кошелёк, извлёк двадцать четыре шиллинга и сунул их Эгону. Эгон сказал: "Порядок, мерси, давно бы так!" - и смылся.

А Лоллипоп больше часу провёл в кухне, примостившись у шкафчика, на табуретке; он придумывал, как объяснить бабушке пропажу двадцати четырёх шиллингов. Это было сложно. Почти нереально! Бабушка как пить дать скажет: "Лоллипоп, на тебя денег не напасёшься!" В этом месяце бабушка частенько дарила ему пятишиллинговики. И не только по воскресеньям. Поскольку умные мысли не приходили, то пошёл Лоллипоп к Смешанному Отто, где уселся на мешок с картошкой. Там ему думалось особенно хорошо. Так вот, сидя и размышляя, он наткнулся взглядом на чеки, лежащие на прилавке. Чеки были белые. Но Лоллипоп глядел на них через свой "Лоллипоп", и они казались светло-зелёными. Причём на светло-зелёных чеках были пробиты разные суммы. Ведь многие, уходя из магазина, чеки оставляют.

Лоллипоп слез с мешка, сгрёб чеки. На некоторых суммы были вполне приличные, на других не бог весть какие. Нашёлся и такой, где стояло:

14,30 3,20 6,50 ??

24,00 Лоллипоп воспрял духом. Он выбросил чеки в мусорное ведро. Только один, на сумму 24,00, он положил в карман. А придя домой, достал его.

Около 14,30 он написал: набор для рисования.

Около 6,50 он написал: точилка.

Около 3,20 он написал: треугольник.

Потом вложил бумажку в боковое отделение старенького кошелька. Когда вечером бабушка считала деньги, приплюсовывая чеки, Лоллипоп глаз с неё не сводил. Его чеку она уделила внимания не больше, чем любому другому. У Лоллипопа камень с души упал.

Но упал недалеко. Потому что в школе стали поговаривать: Лоллипоп якобы вернул долг Эгону. Остальные принялись пуще прежнего наседать на него. А тут ещё Эвелина рассвирепела: во всей школе никто больше не давал Лоллипопу в долг.

"Что ж, нет так нет, - пропела Эвелина, сощурив глазки, - значит, Красавчик Петер опять будет ходить со мной в кондитерскую!" Эвелина не только заявила это. Но и осуществила. После занятий она уплыла - рука об руку - с Красавчиком Петером. Лоллипоп брёл домой в тоске и одиночестве.

Пару дней спустя тоска начала рассасываться, но Лоллипопу всё равно было скверно, потому как едва ли не каждый день раздавался звонок. На площадке стоял кто-нибудь из ребят с протянутой рукой: "Гони монету! Срочно! У мамы день рождения!" Эгон научил ребят: "Надо к нему заявиться, он враз отдаст!" И Лоллипоп отдавал. Из старого кошелька. Теперь по вечерам бабушка обнаруживала престранные счета. 17 шилл. - стояло на одном, где рукой Лоллипопа было накарябано: "колбаса". Когда бабушке захотелось отведать семнадцатишиллинговой колбасы, Лоллипоп сказал, что колбаску он уже съел. Яблоки по 8,90 шилл. - тоже подъел. А 53 шиллинга, которые сапожник взял за смену каблука, возмутили маму до глубины души.

"Это ж откровенная обдираловка, - негодовала она, - в следующий раз найдём другого!" Сестра окрысилась на Лоллипопа из-за кока-колы.

"Каждый день по литровой бутылке! - возмущалась она. - Не жирно натощак?!" На самом-то деле он кока-колу даже не пробовал. Её пила Фини, дочь соседки. Лоллипоп лишь препровождал Фини в универсам, где подбирал за ней чеки.

Через месяц Лоллипоп расквитался со всеми долгами. И новых не делал. С Эвелиной теперь разгуливал Красавчик Петер. Между тем Лоллипоп, хороший математик, знал с точностью до одного гроша, сколько он вытянул из бабушкиного кошелька. Двести шестьдесят пять шиллингов - вот сколько! У Лоллипопа эти злополучные двести шестьдесят пять шиллингов не шли из головы! Отвратное ощущение.

Как-то вечером, рассказывая о сослуживице, мама заметила:

"Сын у неё - отпетый мерзавец. Деньги тащит прямо из пальто, подонок этакий!" Хоть сын сослуживицы был уже взрослым и выудил у мамаши не одну тысячу шиллингов, Лоллипоп вдруг показался себе таким же негодяем. А негодяем Лоллипоп быть никак не хотел.

На другой день - в четверг - Лоллипоп поехал в гости к Томми. Под мышкой он нёс упакованный в коробку грузовик с дистанционным управлением. Кроме него, Томми у Лоллипопа ни на что внимания не обращал.

"Двести шестьдесят пять шиллингов - и он твой", - сказал Лоллипоп.

"Давай, если хочешь", - сказал Томми. Но для надёжности спросил у мамы.

Госпожа Кронбергер сочла покупку выгодной. Из брюха свиньи-копилки она натрясла двести шестьдесят шиллингов.

Лоллипоп уехал домой раньше обычного. Нервов не хватало смотреть, как Томми не отходит от грузовика ни на шаг, приговаривая "моя машиночка". Лоллипоп зашёл к Смешанному Отто и всё ему выложил. Конечно, он не говорил: "Я Эвелине накупил всякого-якого на такую сумму, что потом я..." Лоллипоп рассказывал так: "Один из нашего класса накупил Эвелине всякого-якого на такую сумму, что потом..." Таким путём он всё и выложил Смешанному Отто! Смешанный Отто слушал, бормоча под нос:

"Бабы кого хошь с ума сведут!" Кончив рассказ, Лоллипоп спросил:

"Что же теперь делать тому... с двумястами шестьюдесятью пятью шиллингами?" Отто сказал:

"Он должен пойти к бабушке, сознаться, отдать деньги и попросить прощения!" "Нет, - вскричал Лоллипоп, - всё надо уладить так, чтоб не сознаваться и прощения не просить!" "Это меняет дело, - сказал Смешанный Отто, - раз твой приятель подкладывал чеки с большими суммами, то теперь он мог бы подкладывать чеки с меньшими!" "Идея века, Отто", - выпалил Лоллипоп и с такой скоростью ринулся на улицу, что не услышал, как Смешанный Отто крикнул вдогонку:

"Постой, Лолли! Сдаётся мне, палка-то о двух концах!" Вечером бабушка обнаружила в кошельке чек на 20 шиллингов с припиской: "свиные шницели". Она долго изучала бумажку, затем свиные шницели, купленные у мясника Мустера.

"Отродясь, - сказала бабушка с чувством, - восемь толстых шницелей не стоили 20 шиллингов, они стоят раза в три дороже, голову даю на отсечение! Времена, когда шницели стоили двадцать шиллингов, давным-давно канули в Лету!" Господин Мустер, сказала бабушка, наверняка обсчитался, завтра же с утра она первым делом сходит к старику Мустеру и исправит ошибку:

"Я честная женщина, людей не обжуливаю!" Заставить бабушку изменить решение оказалось пустой затеей. Но это ещё полбеды! Лоллипоп купил маме пару колготок из овечьей шерсти: со дня на день ожидалось похолодание. Сто шиллингов стоили шерстяные колготки. А Лоллипоп проставил всего двадцать пять. У Смешанного Отто он заимствовал наклейку с надписью: "Суперэкстра класс!" У Отто наклейка украшала сыр "Рокфор". А у него колготки, и мама была в восторге.

"Грандиозно, Лолли! - восклицала она. - Завтра купишь мне четыре пары таких колготок!" Лоллипоп побледнел сильнее, чем после бабушкиного обещания. Столько денег для переплаты у него не оставалось! Когда он уже стал бледнее выцветшей льняной скатерти, пришла сестра и поклялась всеми святыми и собственным честным словом, что в универмаге, где Лоллипоп покупал колготки, в данное время никаких суперколготок в помине нет.

А эти, один к одному, она сама сегодня утром видела в развале у входа. И цена им сто шиллингов. Счёт от мясника тоже попался ей на глаза, она даже вскрикнула:

"У Мустера ведь кассовый аппарат, он проставляет цифры на ленте! Это не счёт от Мустера, это чек от Смешанного Отто!" Лоллипоп был уже бледен, как свежевыпавший стерильный снег горных склонов.

"Лоллипоп, что всё это значит?" - спросила мама.

"Лоллипоп, ну-ка объясни нам!" - потребовала бабушка.

"Лоллипоп, ты что, язык проглотил?" - напирала сестра.

Но Лоллипоп стоял белый как мел, заиндевевший, словно утратил дар речи.

"Лоллипоп, что всё это значит, ну-ка, объясни нам, ты что, язык проглотил?" - хором вскричали мама, бабушка и сестра и потрясли его.

Лоллипоп на деревянных ногах прошагал к постели и, не дав объяснений, рухнул в неё. Сколько мама, бабушка и сестра не теребили, не расспрашивали его, он - ноль внимания.

"Хоть что-нибудь скажи!" - взмолилась мама.

Лоллипоп выдавил:

"Мне срочно нужен "Лоллипоп", зелёный!" Сестра помчалась к Смешанному Отто. Лавка была на замке, пришлось звонить с чёрного хода. Вскоре она вернулась с полдюжиной зелёных "Лоллипопов". Положила их перед Лоллипопом на тумбочку.

"Ну, теперь говори", - не вытерпела уже бабушка.

Лоллипоп покачал головой. Бабушка и мама подсели на кровать. Они говорили Лоллипопу разные ласковые слова. Как об стену горох! Тогда они пошли спать.

А Лоллипоп не смыкал глаз, обсасывал шесть леденцов до зеленоватой прозрачности. Трудился до рассвета, и когда вошёл доктор - его вызвала бабушка, - Лоллипоп сидел в кровати совершенно измождённый, мертвенно-бледный, храня молчание.

"Откроем рот, молодой человек", - произнёс доктор, поднёс ночник к лицу Лоллипопа и заглянул в рот.

Доктор всегда в первую очередь осматривал у ребят горло - на предмет ангины или обыкновенного бронхита. Гортань Лоллипопа была несусветно зелёная. Шесть "Лоллипопов" расцветили её чудовищно.

"Странно, весьма странно, - пробормотал доктор и задумчиво повертел головой. - Уникально!" Он прописал Лоллипопу одно лекарство для полоскания, одно для глотания и ещё одно для шейных компрессов - им следовало смачивать полотенце.

Неделю Лоллипоп не вставал. Бабушка это время к Гофштеттерам не ходила. Она сидела рядом с кроватью и вязала свитер. В первый день зелёного бронхита она по меньшей мере раз десять спросила: "Ну, Лолли, деточка, объясни наконец, что это за дешёвые колготки и даровое мясо?" Но Лоллипоп как воды в рот набрал. Он держал один леденец у правого глаза, другой - у левого, наставив их на бабушку. Один хорошо - два лучше, решил он про себя. На второй день зелёного бронхита бабушка всего шесть раз поинтересовалась колготками и мясом, а на третий - лишь однажды. На четвёртый день она эту тему вовсе не затрагивала. Для гарантии Лоллипоп ещё два дня не отнимал леденцы от глаз, а на седьмой вылез из кровати, достал из кармана сто пятьдесят шиллингов и молча вручил их бабушке.

"Как это понимать? - спросила бабушка. - С какой стати? Что мне прикажете де... ?" Она осеклась на полуслове: Лоллипоп опять держал леденцы перед глазами.

"Хорошо, - сказала бабушка, - вопросов не имею. - И добавила: - Куплю себе на эту сумму шляпу, зелёную, я к ней давно приглядываюсь. - И ещё добавила: - А теперь, чёрт возьми, отдери наконец от глаз эти несчастные ледышки. Сил моих больше нет!" Лоллипоп спрятал леденцы и опять заговорил. Без умолку. Столько надо было наверстать! Он говорил о школе, и о будущих каникулах, и о бассейне. Ещё о Томми и о лавке его отца. Расспрашивал о Гофштеттерах. Но о колготках и свиных шницелях словом не обмолвился.

Лоллипоп и Леманн Есть люди, которые собак любят, и есть люди, которые собак не любят. Лоллипоп не знал, к кому себя отнести, потому что он собак боялся. А ежели кто чего боится, тому трудно определить, любит он то, чего боится, или нет. Иногда Лоллипопу казалось: вот не боялся б я этих бестий, с удовольствием чесал бы им за ушами и дёргал слегка за хвост. А иногда Лоллипопу казалось: даже если б я их ни капельки не боялся, от них всё равно псиной разит, лай стоит круглые сутки да ещё шерсть лезет.

На Лоллипопа наводили страх не только рослые, брехливые собаки, но и карликовые, кусачие. И тихие пёсики с задумчивыми глазками, шелковистой шёрсткой, куцыми дрожащими хвостиками. Даже трусливой, игрушечной дворничихиной болонки он боялся как огня. А она едва ли крупнее морской свинки, только очень лохматая.

Ни мама, ни бабушка, ни сестра понятия не имели о великом собачьем страхе Лоллипопа. А сам он никогда об этом не говорил, считая, что ребята, боящиеся собак, - с большим приветом. Все в классе считали, что ребята, боящиеся собак, - с большим приветом. Лоллипоп до того дошёл, что поднял на смех собственную сестру, когда та с ужасом рассказала о встреченной на улице клыкастой овчарке.

"Собаки испугалась! Ой, держите меня!" - насмешничал Лоллипоп. Мама в таких случаях всегда говорила:

"Лоллипоп, радуйся, что ты такой герой и не гогочи как в цирке!" Лоллипоп только ухмылялся, делая вид, что всё ему нипочём. А сам выпытывал у сестры: "Ну-ка, что чувствует человек, который боится собак?" "Сердце колотится как сумасшедшее, - говорила сестра, - и в горле пересыхает. Иногда прямо в дрожь бросает".

"Чепуха на постном масле!" - говорил Лоллипоп, а про себя думал: хорошо ещё, ноги не отнимаются!

Лоллипоп обходил собак за километр. Даже когда лай доносился из-за высокого, прочного забора, для безопасности он перебегал на другую сторону. Если у входа в магазин торчала хоть одна каналья, привязанная за поводок, Лоллипоп шёл в другой магазин, где собаками не пахло. А уж одноклассников, имевших собак, он не навещал ни под каким видом. Когда ему от них что-нибудь требовалось, он предпочитал мерзнуть под окнами, насвистывая марши до тех пор, пока приятели не замечали его. Когда же пути назад не было и предстояло пройти мимо собаки, Лоллипоп доставал "Лоллипоп", приставлял его к глазу и шептал, как заклинание: "Место! Сидеть!" И собаки не трогались с места, а если и трогались, то самую чуточку, повиливая хвостом.

Бабушка Лоллипопа была очень дружна с некоей госпожой Эренрайх. Два-три раза в неделю госпожа Эренрайх захаживала к бабушке в гости. А так как она неизменно приносила Лоллипопу либо пакетик с мармеладом, либо фломастер, либо альбом для рисования, то Лоллипоп всегда оживлялся, когда говорилось: "Сегодня вечерком заглянет Эренрайх!" Он первым открывал дверь госпоже Эренрайх и первым здоровался с ней, что позволяло ему из двух альбомов для рисования или двух фломастеров - госпожа Эренрайх приносила то же сестре - выбрать фломастер посимпатичнее и альбом потолще.

Когда бабушка сказала: "Сегодня вечером Эренрайх придёт с Леманном", - Лоллипоп подумал, что Леманн - муж госпожи Эренрайх. Она частенько рассказывала о нём, о его усах, лысине и непомерной жадности. Звали его Людвиг, а скуп он был до того, что попрекал госпожу Эренрайх, когда она слишком густо мазала масло на хлеб или добавляла в чай слишком много рома. Лоллипоп заранее предвкушал встречу с Леманном, обладающим усами, лысиной и непомерной жадностью. Жадность занимала его особенно, ведь из всех, кого Лоллипоп знал, никто жадным не был.

Вечером в назначенный час раздался звонок, и Лоллипоп бросился открывать. "Можно ли с первого взгляда определить, что он жадина?" - думал Лоллипоп. Он распахнул дверь и провозгласил:

"Все домашние приветствуют вас!" И в тот же миг отскочил назад, в переднюю.

На пороге, рядом с Эренрайх, стоял пёс. Среднего роста, каштановой масти, вислоухий, с обрубком вместо хвоста.

"Привет, Лоллипоп!" - весело сказала госпожа Эренрайх и вошла с псом Леманном в переднюю так, будто делала это уже тысячу раз. Будто ни один человек собак не боится.

Лоллипоп пулей влетел в туалет и заперся на щеколду. Он не вышел, когда госпожа Эренрайх позвала: "Лолли, детка, я принесла листы для вырезания!" Он не вышел, когда мама позвала: "Лоллипоп, за стол!" Он не вышел, даже когда сестра позвала: "Лоллипоп, пусти, мне очень нужно!" Лоллипоп покинул туалет лишь тогда, когда был абсолютно уверен, что Леманн пробежал в гостиную. Он осторожно приоткрыл дверь, прошмыгнул в детскую и достал из ящика зелёный "Лоллипоп". Обсосанный и готовый к употреблению. Только Лоллипоп решился выйти из детской, как перед дверью вырос Леманн. Он перекрыл собой весь дверной проём, высунул язык из пасти и закашлялся. То ли от астмы, то ли от кровожадности - трудно определить. Сердце Лоллипопа стучало с перебоями, дыханье спёрло. Но там, в гостиной, в этот момент ели на десерт клубничное мороженое. А оно быстро тает. А растаявшее клубничное мороженое - типичное не то. Лоллипоп дрожащими пальцами поднял леденец, прижался к нему правым глазом, шагнул к порогу; его левая нога почти коснулась правой передней лапы Леманна.

"Раз, два, три, кому сказано - замри!" - умоляюще прошептал Лоллипоп. Но Леманн вдруг подпрыгнул, и Лоллипоп поковылял в детскую. Без леденца. Сжимая в кулаке голую палочку. Леденец остался в пасти у Леманна. Лоллипоп с содроганием вслушивался, как Леманн смачно хрупает леденцом. Лоллипоп влез на кресло, с него на письменный стол, а с него на шкаф. Взглядом он буравил дверь, за которой скрывался Леманн. А тот, облизав морду, опять разлёгся на пороге, дыша шумно, с присвистом, подозрительно.

Вскоре к детской подошла сестра и сказала, что если Лоллипоп сейчас же не придёт, то совершенно дивное мороженое ему улыбнётся. Она погладила Леманна. Он не принадлежал к той части собак, которых она побаивалась.

"Я мороженого не буду", - сказал Лоллипоп.

"Тогда я его съем?" - спросила сестра.

"Сколько угодно", - сказал Лоллипоп.

Сестра ушла в гостиную. Лоллипоп слышал, как она сказала: "Лоллипоп опять придуривается: залез на шкаф, глядит сычом и заявляет, что мороженого не будет".

Потом Лоллипоп услышал, что сестра ест мороженое: ложка звякала о дно вазочки. Звуки эти больно отдавались в сердце. А потом до Лоллипопа донеслись выстрелы. По телевизору шёл его самый любимый детектив. Где главный герой со стеклянным глазом. Лоллипоп решился на вторую попытку. Чуть дыша, он слез со шкафа на письменный стол, оттуда на кровать, оттуда перебрался к тумбочке и достал из неё последний, на чёрный день отложенный "Лоллипоп". Хотя он был отменно отшлифован языком, Лоллипоп ещё немножко полизал его, затем поднёс к правому глазу, закрыл левый и двинулся к двери, на Леманна. Не успел он дойти до середины комнаты, как Леманн встряхнулся, одним махом подскочил к Лоллипопу, и леденца не стало. А вместе с ним и палочки.

"Спасите! - завопил Лоллипоп. - На помощь!" Бабушка примчалась как на пожар. Но она знать не знала, что Лоллипоп боится собак. Да и Леманна в детской уже не было. Как только Лоллипоп закричал караул, он удрал в прихожую. Такой визг не для его ушей.

Лоллипоп пустил тихую слезу, бабушка громко утешала. Он наврал ей с три короба. За окном, дескать, появилось страшное лицо. Лицо матёрого убийцы - заросшее щетиной, с шишковатым носом. Бабушка сказала, это определённо следствие того, что Лоллипоп смотрит по телевизору одни гангстерские фильмы и слишком много читает комиксов. Чтобы успокоить его, она открыла окно, всё кругом оглядела, даже на небо посмотрела и сказала:

"Кругом ни души, ни намёка на убийцу!" И повела Лоллипопа в гостиную. Леманн прилёг у входной двери и делал вид, что спит и ничегошеньки не знает. Сестра мороженое слопала. Комиссар со стеклянным глазом убийство распутал. Лоллипопу было себя безумно жалко.

* * * Госпожа Эренрайх приходила отныне только с Леманном, поскольку Людвиг, её муж, расстался с ней. Он перебрался к своей древней матушке. Эренрайх и Людвиг устраивали немилосердные перебранки из-за людвиговского скупердяйства. Или из-за расточительности Эренрайх. С чьей колокольни смотреть. Уходя, Людвиг сказал:

"Ноги моей здесь не будет! Пока не раскаешься в склонности жить не по средствам - не вернусь. Клянусь сберкнижкой!" "Долго же ему придётся ждать, - всхлипывала госпожа Эренрайх, - пусть у меня сердце лопнет, а у него сберкнижка, всё одно не отступлюсь!" Бабушка одобрительно кивала. Чай с ромом и хлеб с добрым слоем масла, по её мнению, далеко не роскошь. Если Леманн прежде всегда оставался с жадюгой Людвигом, то теперь неотступно следовал за Эренрайх. Он был из тех четвероногих, что органически не могут оставаться дома одни. Стоило ему хоть полчаса пробыть в одиночестве, как он своим гавканьем доводил до истерики всех собак в доме. Когда кто-нибудь проходил мимо двери, он скулил душераздирающе. Дворничиха даже пригрозила позвонить в Общество защиты животных. А тут ещё сестра воспылала к нему нежными чувствами и желала его видеть.

"Такая смышлёная собачина! - сказала она Лоллипопу. - Спросишь, сколько будет один плюс один, лает два раза, и два плюс два знает!" Лоллипоп не мог проверить, насколько Леманн силён в арифметике: во время визитов госпожи Эренрайх он безвылазно сидел в детской, утверждая, что им задали прочитать гору литературы. В день леманновско-эренрайхского визита он брал в библиотеке не меньше трёх книг. Бабушку это радовало. Она была ярой противницей телевизора и комиксов. "Чтение, - говорила она, - незаменимая вещь! Чтение развивает и расширяет кругозор!" При том Лоллипоп и не думал читать. Он просто делал вид, когда бабушка приносила ужин.

Только она выходила, книжка захлопывалась, и Лоллипоп, глядя в потолок, предавался завораживающим мечтам. Он воображал себя укротителем цирка. Вот он демонстрирует номер с дрессированными собаками, где занята свора диких волкодавов. .По его приказу дикие волкодавы прыгают через горящие обручи и танцуют на задних лапах менуэт. Море оваций, Лоллипоп - король манежа. Но тут из гостиной доносится лай Леманна - очевидно, он извлёк квадратный корень из шестнадцати. Захватывающие видения вмиг улетучиваются.

* * * Однажды, пропустив накануне вечером очередную серию про комиссара со стеклянным глазом, Лоллипоп завернул к Смешанному Отто, уселся на свой мешок с картошкой, наблюдая, как Отто обслуживает покупателей. Когда ушёл последний, Отто принялся расставлять на витрине пакеты с лапшой. Тут Лоллипоп сказал:

"На Леманна они не действуют".

"Жаль", - сказал Отто.

"Он их сгрызает! Как же они подействуют, если он их сгрызает!" "Свинство, да и только", - буркнул Смешанный Отто. Толстым фломастером он выводил стоимость лапши на картонном ценнике. Фломастер оставлял жирный расплывающийся след.

"Что ж теперь делать?" - спросил Лоллипоп.

Смешанный Отто отложил испорченный ценник, взглянул на Лоллипопа, почесал в затылке и сказал:

"Извини, я вполуха слушал - цены надписывал. На кого, говоришь, что не действует?" Лоллипоп не ответил. Дело осложнялось. Лоллипоп не был до конца уверен, знает ли Отто о леденцах. Одно время казалось, что зелёные "Лоллипопы" он считает обыкновенными мятными леденцами. Потом было похоже, что ему всё в точности про них известно. "Но если он всё-таки ничего не знает, - подумалось Лоллипопу, - наверное, лучше и не заикаться о волшебном свойстве "Лоллипопов". О таких чудных вещах, - подумалось Лоллипопу, - лучше особенно не распространяться". Лоллипоп слез с мешка и вышел из лавки.

"Эй, Лоллипоп!" - позвал Отто.

Лоллипоп прикинулся, что не слышит. Лоллипоп пошёл в парк. Там он сел на скамейку, подальше от детской площадки: хотелось подумать, а ребячий, гвалт сбивал с мысли. Неподалёку от скамейки стояли шахматные столики. За одним из них сидели двое довольно пожилых мужчин и играли в шахматы. Один сказал другому: "Шах!" Он не слишком громко сказал, но Лоллипопу это всё равно мешало думать. Он с укором взглянул на того, кто сказал "шах". А сказал "шах" мужчина с лысиной и усами. Потом последовало: "Шах и мат" - и партия закончилась.

"Бывает, - сказал другой мужчина, собрал фигуры и стал расставлять их заново. - Ничего не поделаешь. Везёт в игре - не везёт в любви".

Лысый горестно вздохнул.

"Ну и как тебе без неё?" - спросил Другой.

"Плохо, очень плохо", - сказал Лысый.

"Тогда согласись на ничью - помирись", - сказал Другой.

"Ни за что на свете. Клянусь сберкнижкой! Пока она не осознает, что живёт не по средствам, о мировой не может быть и речи. Ни под каким видом!" "Может, ты и впрямь того, прижимист?" - спросил Другой.

"Ха, я - да прижимист! - воскликнул Лысый. - На это я могу ответить только "ха-ха"! Тебя бы разок на моё место! Леманну она скармливала швейцарский шоколад, себе в чай подливала кубинского рому, а самое дорогое масло намазывала на самый дорогой хлеб сантиметровым слоем!" "Тогда живи и радуйся - с плеч долой, из сердца вон!" - сказал Другой.

"Не идёт она из сердца, - вздохнул Лысый. - А без Леманна совсем тоска!" Лоллипоп набрал полные лёгкие воздуха. "Сейчас или никогда, - пронеслось у него в мозгу. - Такого случая больше не представится". Он встал, подошёл к столику и спросил, можно ли посмотреть. Оба кивнули и углубились в игру. Лоллипоп глядел на доску. Через несколько ходов он глубоко вздохнул. Очень глубоко. Целых десять раз пришлось ему повздыхать глубоко, только после этого Лысый спросил: "Что с тобой?" Лоллипоп вздохнул глубоко-преглубоко.

"Ты чем-то расстроен?" - спросил Другой.

"Да", - сказал Лоллипоп.

"Чем же?" - спросил Лысый.

"Тем, что тётя моя расстроена!" "А чем она расстроена?" - спросил Другой.

"Тем, что её пёс расстроен".

"А чем пёс-то расстроен?" - спросил Лысый.

"Тем, что их бросил горячо любимый хозяин!" Мужчины посмотрели на Лоллипопа с некоторым интересом, а Лоллипоп продолжал:

"Бедная тётя и бедный пёс плачут днём и ночью. Пёс, тот просто скулит, а несчастная тётушка корит себя и плачется, что привыкла жить не по средствам: слишком много масла мажет на хлеб, слишком много рому подливает в чай. И псу шоколаду скармливает слишком много!" Лоллипоп провёл рукавом по лицу, как бы стирая набежавшую слезу.

"Бедная тётушка похудела на девять килограммов. Чай теперь пьёт без рома и без сахара, на хлеб мажет маргарин, да и того с гулькин нос".

Лысого это сообщение страшно взволновало. У него даже руки слегка задрожали.

"А как зовут твою тётушку?" - спросил он.

"Тётя Эренрайх, вот как её зовут, - сказал Лоллипоп и опять протёр глаза. - А пса - Леманн".

Лысый вскочил как ужаленный.

"Немедленно к ней!" - вскричал он. И припустил что есть духу.

У входа в парк он остановился и поманил Лоллипопа. Пока Лоллипоп бежал, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

"Ты хороший мальчик! - сказал он. Вытащил бумажник, порылся в нём и вручил Лоллипопу монету в десять грошей. - Для свинки-копилки, - сказал он и прибавил: - Смотри не потеряй!" * * * Через день Эренрайх пришла к бабушке без Леманна. "Мы помирились, - сообщила она. - Он вернулся и был очень мил. Можешь ничего не говорить, сказал он, уж знаю, знаю, сказал он!" Лоллипоп сидел в мягком кресле в гостиной и ликовал. "Жаль, что Леманн больше не придёт, - обратился он к госпоже Эренрайх. - Я в последнее время, видимо, перечитал и собрался обучить Леманна разным трюкам. Как в цирке. Танцевать менуэт, прыгать через обруч..." "Увы, Лоллипоп, увы, - сказала госпожа Эренрайх. - Леманна с Людвигом водой не разольёшь!" Десятигрошовую монету, полученную от Людвига, Лоллипоп хранил как реликвию. Он уложил её в крошечную баночку на ватную подстилку. Банку поставил в тумбу около кровати. Сестру это поразило. Время от времени она вынимала баночку и разглядывала монету. Но ничего особенного в ней так и не нашла.

Лоллипоп и рыжая бабушка Осенью Лоллипоп пошёл в третий класс, и жилось ему лучше некуда. В школе никаких проблем; по арифметике он и так заметно выделялся, а тут ещё нередко стал писать сочинения, где встречались целые предложения без единой красной пометки учительницы. Эгона опять пересадили к Лоллипопу, и у них был полный контакт. В последнее время у Лоллипопа вообще со всеми был полный контакт. Даже с сестрой. Такая была жизнь, что постоянно хотелось насвистывать. С перерывами на занятия и еду.

Смешанный Отто находил, что Лоллипоп свистит виртуозно и что в будущем ему непременно следует заняться художественным свистом.

Кстати, Лоллипоп за лето вымахал на пять сантиметров. Теперь на уроках физкультуры он с низкорослого левого фланга строя перекочевал в середину. Почему Лоллипопу хотелось быть высоким, а не низким - сказать трудно. Может, потому, что сестра рассказывала мечтательно о "высоченном парне, обалденном красавце" и презрительно - о "невзрачном коротышке". Может, потому, что мама всегда прыскала, завидев чету Шёстаков: Шестак-муж на голову ниже жены. А может, потому, что теперь он смотрел Герберту глаза в глаза, когда они выясняли отношения. Раньше он глядел на Герберта снизу вверх - далеко не лучшая позиция при выяснении отношений. И уж наверняка его радовало, что, прибавив пять сантиметров, он сравнялся с Хайдегундой Гюнзель.

Она училась в четвёртом классе и здорово нравилась Лоллипопу. Он не был влюблён в неё, как некогда в Эвелину с глазами цвета пармских фиалок. У Хайдегунды самые обычные карие глаза и самые обычные короткие каштановые волосы. И хрупкая она невозможно. Но на всех школьных вечерах Хайдегунда читала стихи. Получалось это у неё колоссально. По арифметике ей никто в подметки не годился. А на физкультуре она не уступала Лоллипопу. Ребята восхищались её тройным арабским колесом из конца в конец спортзала не меньше, чем затяжной стойкой на руках, которую Лоллипоп показывал на школьном дворе.

Лоллипоп считал, что для настоящей дружбы они с с Хайдегундой - пара что надо. К тому же Лоллипоп никогда не видел, чтоб Хайдегунда хихикала. И плачущей он её не видел. Лоллипоп с неприязнью относился к плаксам. Хоть Смешанный Отто не однажды говаривал: "Лоллипоп, это обычный предрассудок. У одних глаза всё время на мокром месте, у других никогда. Это ни о чём не говорит!" Пока Лоллипоп сидел у Смешанного Отто на мешке с картошкой, он и сам так думал. Но стоило кому-нибудь в школе разреветься - из-за несправедливой "пары" или чернильной кляксы на рубашке, как все тут же презрительно фыркали: "Рыдальный агрегат!" И Лоллипоп презрительно фыркал: "Рыдальный агрегат!" Когда Лоллипоп чувствовал, что сам вот-вот заревёт, он начинал смеяться. Смех перебивал плач, хотя и получался он весьма странный: захлёбывающийся и звенящий. А если слезы всё равно наворачивались, то можно было спокойно утверждать, что это от смеха.

Итак, Лоллипоп сравнялся ростом с Хайдегундой Гюнзель. На короткой переменке он подошёл к Гюнзель и спросил, не придёт ли она сегодня после занятий в парк.

"Возможно", - сказала Хайдегунда.

"Хочется верить", - сказал Лоллипоп.

И Хайдегунда действительно пришла. Они с Лоллипопом в два счёта нашли общий язык. Для развлечения они на ходу решали задачки: 97 умножить на 12, потом на 8, делить на 3 минус 39, равняется... И в том же духе. Ещё они залезли на флагштоки перед входом в парк. На самую верхотуру. И получили массу удовольствия: пенсионерки на скамейках сперва от ужаса лишились дара речи, а потом бурно совещались, кого лучше вызвать - пожарных, полицию или родителей обезьян-верхолазов.

С тех пор Хайдегунда с Лоллипопом встречались на каждой перемене. И всё время считали. А ещё Хайдегунда пыталась научить Лоллипопа декламировать стихи. С выражением. Лоллипоп уже предвкушал, как они вместе с Хайдегундой прочтут на рождественском вечере: "И мне в обличии младенца явился лик Христа..." Одну строчку он, одну - она. Ибо хором у них выходило кто в лес, кто по дрова.

После обеда Лоллипоп и Хайдегунда ходили в парк. Когда погода испортилась и зарядили обложные дожди, они виделись у Хайдегунды дома. Хайдегунда жила в особняке, окружённом просторным садом. Лоллипопу никогда раньше не доводилось видеть в домах этакую красотищу. Разве что по телевизору, когда показывали кино про богачей. Лоллипоп так любил бывать у Хайдегунды, что уговорил сестру позвонить Томми и передать: так, мол, и так, он заболел хронической скарлатиной и, к сожалению, долго проваляется в постели. Для Хайдегунды выкроились ещё вторники с пятницами.

У Хайдегунды были папа и мама, старшая сестра и младший брат, а также бабушка и тётя Фредерика. Они обитали под одной крышей, в красивом доме. Все симпатизировали Лоллипопу, и Лоллипопу все казались очень симпатичными.

Так вот однажды, когда Лоллипоп сидел с Хайдегундой за столиком из дымчатого стекла и угощался шоколадным мороженым с вафлями, до него донёсся разговор бабушки, мамы Хайдегунды и тёти Фредерики. Они говорили о какой-то Анне. Все трое единодушно сходились на том, что Анна глупа как пробка и ленива. Ко всему ещё злопамятна. И сверх всего жадна до денег.

"Кто эта Анна?" - спросил Лоллипоп.

"Наша уборщица", - сказала Хайдегунда.

"Она и в самом деле такая?" - спросил Лоллипоп.

"Все уборщицы такие", - сказала Хайдегунда.

"Нет", - сказал Лоллипоп.

"Да, - сказала Хайдегунда, - уж поверь мне. Они у нас меняются раз в месяц, и каждая глупее предыдущей. Хоть у мамы спроси, если не веришь!" Лоллипоп маму Хайдегунды спрашивать не стал. Зато мама, убрав со стола вазочки из-под мороженого, спросила:

"Скажи-ка, Лолли, твоя бабуля ведь ещё работает? Что у неё, интересно, за профессия?" Спроси она Лоллипопа днём раньше, он наверняка сказал бы, что она убирает у Гофштеттеров. Спроси она неделей позже, Лоллипоп опять-таки, вполне возможно, сказал бы, что бабуля - уборщица. Но теперь, после того как Хайдегунда очернила всех уборщиц, ему это было просто невмоготу.

Лоллипоп замешкался. Сперва он хотел сказать - "смотрительница помещений". Потом - "экономка". Потом - "кухарка". В конце концов, бабуля очень часто готовила для Гофштеттеров, и господин Гофштеттер любил повторять, что она готовит несравненно лучше, чем его жена и повара первого в районе ресторана. Да и за младенцем приглядывала. А так как этот младенец загрипповал, то Лоллипоп сказал:

"Она у меня медсестра, детская!" По мнению мамы Хайдегунды, для женщины это прекрасная профессия. Она искренне восхищена бабушкой! Лоллипопу хотелось быстренько перескочить на другую тему, но мама Хайдегунды была в неописуемом восторге от бабушки-медсестры.

"В какой же она больнице работает?" - спросила мама.

Лоллипоп в жизни не бывал в больницах. Он вспомнил название одной-единственной.

"В больнице Вильгельмины", - сказал Лоллипоп.

"В инфекционном отделении?" - спросила мама.

Лоллипоп понятия не имел, какие там ещё есть отделения в детских больницах. Он кивнул. К сожалению, больницу Вильгельмйны мама знала как свои пять пальцев. А инфекционное отделение - того лучше. Младший брат Хайдегунды больше трёх месяцев пролежал в инфекционном отделении. У него нашли неизвестный странный вирус. Мама Хайдегунды знала всех сестёр наперечёт. Уж не та ли маленькая и смешливая блондинка - его бабуля? Которая немного шепелявит? Или, может быть, дородная, строгая сестра Берта, с пышным бюстом и низким голосом? Которую все дети побаиваются?

Лоллипоп вконец растерялся. Он слабо покачал головой. Так как почти все медсестры детского инфекционного отделения молоды, то оставалась лишь одна сестра, которая могла быть его бабушкой.

"Тогда твоя бабуля старшая сестра Эрна!" - объявила мама радостным голосом, и не успел Лоллипоп оглянуться, как заполучил в бабушки среднего роста, средней упитанности старушенцию в очках без оправы, с ещё густыми, собранными в пучок волосами, крашенными в рыжину. Она то и дело хохотала, а маленьких мальчиков любила больше, чем взрослых девочек.

В этот вечер, шагая домой, Лоллипоп нёс бабуле "самые нежные приветы". Разумеется, он их не донёс. Но на следующий день передал от неё маме Хайдегунды не менее нежные приветы.

Помнит ли бабуля, как выглядит её сын, спросила мама.

"Ещё бы!" - сказал Лоллипоп.

Маму это растрогало. Теперь при встрече мама Хайдегунды непременно спрашивала о бабушке, и Лоллипопу ничего не оставалось, как поддерживать легенду о рыжеволосой старушке. Мало-помалу Лоллипоп свыкся с ней. Даже по-своему полюбил. Чего она только не претерпела за свою жизнь! Однажды спасла от гибели ребёнка, который глубокой ночью - в сонном оцепенении - влез на подоконник и чуть было не выпал в открытое окно. (Лоллипоп слышал, как бабуля прочла маме что-то в этом духе из вечерней газеты. Только там ребёнка никто не спас.) Однажды она, единственная из всего медицинского персонала, догадалась, что маленький мальчик еле-еле дышит на операционном столе потому, что ноздри у него забиты стеклянными шариками. (Смешанный Отто как-то поведал Лоллипопу о горошине, обнаруженной в ноздре у ребёнка.) А был случай, когда все дети рыдали - за окном бушевал свирепый ураган - и звали своих мам; рыжая бабушка - на свои деньги - испекла для ребят в прибольничной кухне ванильный пудинг с клубничным желе. Все перестали плакать и развеселились. (Это Лоллипоп сочинил совершенно самостоятельно.) Конечно, и сложностей с бабушкой Эрной хватало. Лоллипоп слабо разбирался в графике её работы. Подчас забывал про ночные дежурства.

"Сегодня бабушка мне на завтрак..." - начинал он, а мама Хайдегунды перебивала его:

"То есть как? У неё же всю эту неделю ночные дежурства? " Лоллипоп тут же поправлялся:

"Это я о другой бабушке. Когда у бабушки Эрны ночные дежурства, к нам приходит другая бабушка и готовит завтрак!" Поскольку у многих ребят по две бабушки, никто из Гюнзелей этому не удивился.

Помимо рыжей бабули, сложности возникли из-за "Книги рекордов". В ней было сказано, кто и когда дольше всех продержался под водой, кто дольше всех проиграл на рояле и кто съел больше всех клёцек. (Некий Вастель Муксерль из Тироля - 47 клёцек из картошки с ржаной мукой, каждая - с детский кулак.) Хайдегунда жаждала прочитать эту книгу.

Лоллипоп, которого рекорды абсолютно не интересовали, пообещал:

"Я подарю тебе "Книгу рекордов".

Но вот беда, Лоллипоп был чудовищно забывчив.

Утром, в школьном дворе, Хайдегунда спрашивала: "Принёс книгу?" И когда он приходил к ней, тоже спрашивала: "Ну что, книгу принёс?" "Завтра железно притащу. Узелок на память завяжу!" - клялся каждый раз Лоллипоп. Но не притаскивал. Пока у Хайдегунды не лопнуло терпение.

После уроков она сказала:

"Лоллипоп, ты годами забываешь книгу. Сейчас я пойду с тобой и сама возьму её!" Лоллипопа это совсем не вдохновило. Его квартира была в сто раз хуже, чем Хайдегундина. Но не скажешь ведь: "Тебе ко мне нельзя!" Тогда он сказал: "Знаешь, давай лучше прошвырнёмся в парк. А книгу я завтра принесу. Железно!" "Расскажите вы ей... - сказала Хайдегунда, - у тебя память дырявая, сам ты книгу никогда не притащишь!" Тогда он сказал: "Я ключи забыл, без них в дом не попадёшь!" "Сразу видно, что всё на ходу забываешь, - сказала Хайдегунда, - только что ты сунул ключи в карман куртки!" Хайдегунда упрямо тащилась за Лоллипопом. "Слава богу, хоть бабушка у Гофштеттеров", - думал Лоллипоп. И всю дорогу до дома он говорил о том, что мама вот-вот купит новую мебель, что придёт плиточник и всю ванну заново облицует. А для освежения дверей и окон вызван маляр. Он и перила покрасит и перед входом - Лоллипоп тараторил без умолку, стремительно, как водопад, - так что очень скоро, даже, может, послезавтра, квартиру не узнаешь. Если они вообще сразу не переедут в новый дом. В такой же, как у Хайдегунды. С садом.

Лоллипоп отпер входную дверь и ввёл Хайдегунду в прихожую, заметив, что завтра придёт мастер. Менять пластиковую стену в прихожей на палисандр с чеканкой.

"Даже не представляла, что ты так интересуешься мебелью!" - удивилась Хайдегунда. Ей-то на мебель было наплевать. Она понятия не имела, как выглядит палисандровое дерево, хотя в её доме палисандр куда ни ткни.

Только Лоллипоп с Хайдегундой собрались в детскую, как из кухни вышла бабушка.

"Здравствуй, Лоллипоп, - сказала бабушка. - Мне сегодня что-то не по себе: сосуды, наверное. Поэтому я пораньше вернулась".

Лоллипоп обомлел.

"Сейчас уже отпустило", - сказала бабушка.

Она бросила взгляд на Хайдегунду. Чувствовалось, ей не терпится узнать, кто эта худенькая милая девочка с каштановыми волосами.

Чувствовалось, Хайдегунде тоже не терпится узнать, кто эта женщина с больными сосудами. У Лоллипопа отнялись не только конечности. Столбняк перекинулся в мозговые центры. А всё было проще пареной репы. Ему следовало невозмутимо бросить: "Бабуль, это Хайдегунда, та самая!" И: "Хайдегунда, это моя бабуля, та самая!" Ведь Хайдегунда думала, что у него две бабушки. Но в парализованном мозгу Лоллипопа эта идея почему-то не родилась. В парализованном мозгу Лоллипопа родилась совершенно обратная идея.

Он произнёс: "Добрый день, госпожа Ляйтгеб!" (Госпожа Ляйтгеб, молодая женщина, живёт двумя этажами выше. Когда он подходил к двери, то видел, как Ляйтгеб вытряхивала на лестничном ходу половик.) Бабушка приняла это за шутку. "Добрый день, господин Бирбаум!" - ответила она. (Господин Бирбаум тоже живёт в их доме. Этажом выше.) А Хайдегунде она сказала:

"Вы, если не ошибаюсь, госпожа Бирбаум!" Хайдегунда вытаращила глаза, но, прежде чем успела что-либо произнести, Лоллипоп затолкал её в детскую. Он схватил с полки "Книгу рекордов", ткнул Хайдегунде в руки и протащил Хайдегунду с книгой из детской - через прихожую - к двери, бросив на прощание:

"Ну салютик!" Бабушка уже опять была в кухне. Она крикнула оттуда:

"Госпожа Бирбаум останется у нас отобедать? Будут оладушки со сливовой начинкой!" "Нет, нет, госпожа Ляйтгеб! Госпоже Бирбаум нужно срочно по своим делам!" - прокричал Лоллипоп и открыл дверь. Одновременно он вытеснял Хайдегунду из прихожей.

Хайдегунда упиралась изо всех сил.

"Сливовые оладьи, - отбивалась она, - я обожаю. У нас дома их не делают. Если сейчас позвонить и сказать маме, что я останусь у тебя на обед..." Больше она ничего не успела вставить: Лоллипоп оттеснил её к самой лестнице. Он волочил её по ступенькам вниз, горячо нашёптывая:

"Тебе ни за что нельзя оставаться. Госпожа Ляйтгеб большая чудачка. Она немного того, с приветом!" Хайдегунде тоже показалось, что госпожа Ляйтгеб не вполне в здравом уме. Иначе она не назвала бы её "госпожой Бирбаум". Но Хайдегунде всё равно хотелось назад, к Лоллипопу в квартиру. Очень уж её заинтересовала женщина с приветом и оладьями со сливовой начинкой. Ну, и, само собой, её занимало, как это женщина не вполне в здравом уме могла очутиться на кухне у Лоллипопа и готовить оладьи. Лоллипоп рассказал Хайдегунде, что госпожа Ляйтгеб их уборщица и что её сливовые оладушки - кошмарная гадость, по вкусу напоминающая резиновую подошву. К тому же сама она может выкинуть что угодно. То она визжит как резаная, то впадает в буйство. Мама и бабушка строго-настрого запретили ему приводить ребят, когда уборщица Ляйтгеб дома.

Хайдегунда сказала, вздохнув: "Моё вам с кисточкой". И пошла домой. История казалась ей весьма странной.

Лоллипоп тоже сказал, вздохнув: "Моё вам с кисточкой". И двинулся к себе. "Пронесло", - подумал он с облегчением.

Какое-то время всё шло своим чередом. Но вот подкатил такой вечер, когда дождь лил как из ведра. Лоллипоп сидел у Хайдегунды, они разучивали стихотворение. Тут зазвонил телефон. Мама Хайдегунды взяла трубку и несколько раз повторила "да, да, да", а потом спросила Лоллипопа, взял ли он с собой плащ. Звонит бабушка, она беспокоится, как бы Лоллипоп не простыл по дороге домой. Плащ у Лоллипопа был.

"Сестра-голубушка, плащ у него есть, - сказала мама в трубку. А потом - Лоллипопа как током ударило - мама в трубку сказала: - Признаться, все мы с радостью познакомились бы с вами лично. Ну не восхитительно ли, что именно вы, сестра-голубушка, и есть бабушка Лоллипопа!" "Надо что-то срочно предпринять! - пронзило Лоллипопа. - Страшно подумать, что получится, если не прервать их разговор!" Лоллипоп пустил в ход приступ нутряного кашля со стонами, от которого близкие неизменно обмирали, мчались за водой, утешали, словом, забывали всё и вся. Лоллипоп кашлял искуснее обычного, но мама Хайдегунды, как назло, всё и вся не забыла, а лишь крикнула:

"Хайдегунда, постучи ему по спине!" - и продолжала говорить по телефону с бабушкой Лоллипопа.

Хайдегунда колошматила Лоллипопа по спине и похохатывала: какой-то клоунский кашель. А всё вместе - кашель, хлопанье по спине и гоготанье создавало такой тарарам, что Лоллипоп не мог разобрать содержание разговора. А тут на него напал взаправдашний кашель: поперхнулся во время симуляции. Слезы градом катились у него по щекам. Это Хайдегунде уже не казалось клоунским. Она завопила:

"Мама, сюда скорей! Он задыхается!" Мама примчалась со стаканом воды. Лоллипоп выпил, и настоящий кашель кончился. Лоллипоп покосился на телефон, трубка лежала на рычаге.

"Мне домой пора", - сказал Лоллипоп. Хайдегунде не хотелось его отпускать. "Ты же ведь дольше остаёшься", - надулась она. Лоллипоп сказал, будто дома ему нужно написать сочинение и выучить всё про сосновые иглы. Про еловые тоже.

"Завтра он снова придёт, - утешала мама дочку, - бабушку с собой возьмёт! Мы уже договорились по телефону!" Лоллипоп накинул плащ и дал дёру.

Он продирался сквозь плотную пелену ливня, в лицо хлестал ветер. Лоллипоп яснее ясного сознавал, что его положение ещё никогда не было таким гадким. Рвануть бы сейчас прямым ходом в Австралию, в австралийскую пустыню, туда, где нет ни рыжей, ни настоящей бабушки; лишь солнце и песок, да разве какой-нибудь кенгуру. ..

Но в запасе оставались "Лоллипопы"! Единственное средство, которое могло ещё помочь. Хотя после истории с псом Леманном доверие Лоллипопа к леденцам сильно пошатнулось. Он ими с тех пор ни разу не пользовался.

Лоллипоп направился в лавку Смешанного Отто. Там он скинул плащ и водрузился на мешок с картошкой. В лавке вертелась какая-то крупногабаритная дама. Она выбирала порошок для стирки. Лоллипоп развернул леденец. Толстуха, навалившись на прилавок, рассказывала Отто о болезнях внуков. Лоллипоп обсосал леденец. Толстуха рассказывала о болезнях дочерей. "Лоллипоп" стал уже просвечивать. Толстуха рассказывала о собственных болезнях, терзавших её шестьдесят лет назад столь немилосердно, что врач сказал - остаётся уповать на молитвы. Лоллипоп поднёс леденец к глазу, посмотрел на толстуху и подумал: "Не пора ли потихоньку сматываться?" Толстуха положила стиральный порошок в хозяйственную сумку и сказала: "Как ни хорошо, а пора потихоньку выматываться!" Она попрощалась и вышла. Лоллипоп повернулся к Смешанному Отто, оглядел его через леденец и подумал: "Мог бы, между прочим, заметить, что у меня адские неприятности!" Смешанный Отто посмотрел на Лоллипопа со смешанным чувством удивления и беспокойства: "Что у тебя? Неприятности какие или что-то в этом духе? " Лоллипоп опустил леденец и кивнул. Во-первых, Отто - по поводу неприятностей, а во-вторых, леденцу. Что означало: ты у меня молоток!

"Не желаете ли проинформировать нас относительно неприятностей?" - спросил Смешанный Отто.

"Да уж как-нибудь сам справлюсь!" - сказал Лоллипоп, слез с мешка, взял плащ и пошёл домой, держа перед собой леденец, как свечку.

Бабушка, заслышав шаги на лестнице, поспешила к двери и с места в карьер обрушилась с расспросами: "Скажи-ка, Лолли, что за птица эта мама Хайдегунды? Почему восхитительно, что я твоя бабушка? Почему она то и дело называет меня "сестра"? Это же курам на смех!" Сестра Лоллипопа возникла за бабушкиной спиной и высказала своё мнение: "А вдруг она из какой-нибудь религиозной секты. У них иногда так принято!" "Верно, верно, все мы братья и сестры - так они говорят", - донёсся из кухни мамин голос.

Лоллипоп крепко сжимал в руке леденец и мучительно размышлял: на что лучше направить действие леденца. Удержать бабушку от визита? Лоллипоп поглядел ради интереса через "Лоллипоп" на бабушку.

"Если она из такой весёленькой секты, я лучше туда не пойду, - сказала она, - такие люди каждого встречного-поперечного норовят в свою веру обратить!" "Она тебе позвонит!" - крикнула из кухни мама.

Лоллипоп взглянул на сестру. Через "Лоллипоп", разумеется.

"Тогда я ей скажу, что бабушке неожиданно пришлось уехать", - сказала сестра.

"А если она на той неделе опять позвонит? - крикнула мама. - Или через неделю?" Лоллипоп опустил леденец. До него вдруг дошло: леденец хоть и безотказная штука, но толку от этого чуть. Не носиться же, в самом деле, круглый год с "Лоллипопом" под глазом. Смастерить себе леденцовые очки Лоллипоп не мог. И леденцовый монокль - тоже.

"Мне опять нужно в город", - сказал Лоллипоп.

"Зачем?" - хором спросили бабушка, мама и сестра.

"Нужно, и всё", - сказал Лоллипоп и пошёл. Леденец, кстати говоря, он оставил в прихожей, на ящике для обуви.

Лоллипоп пошагал обратно к дому Хайдегунды, продираясь сквозь плотную пелену ливня, ветер хлестал в лицо. Ему пришлось довольно долго звонить, пока тётя Фредерика не открыла калитку.

"Ты что-то забыл?" - спросила тётя.

"Да", - сказал Лоллипоп.

"Лоллипоп вернулся, он что-то забыл", - возвестила тётя, зайдя с Лоллипопом в дом. Вся семья Гюнзелей была в сборе.

"Что ты мог забыть?" - удивилась Хайдегунда.

У Лоллипопа и было всего плащ да томик стихов. И то и другое он взял с собой. Капли дождя стекали с лоллипоповского плаща на светло-серый палас. Глядя, как капли усеивают палас тёмно-серыми пятнышками, он выдавил:

"Я забыл, забыл сказать, что сестра Эрна с рыжими волосами мне не бабушка". Никогда в жизни, ни одна фраза не давалась ещё Лоллипопу так трудно, поэтому фраза вышла очень тихой. Никто ничего не разобрал.

"Что ты сказал?" - спросила мама Хайдегунды.

"Сестра Эрна с рыжими волосами мне не бабушка!" - повторил Лоллипоп.

Второй раз вышло легче и громче. Кроме бабушки, которая плохо слышит, все всё разобрали, но ничего не поняли. Они же знали сестру Эрну: по больнице, по рассказам Лоллипопа и даже по телефонному разговору! Поэтому все рассмеялись.

Лоллипопу пришлось повторить ещё раз:

"Сестра Эрна с рыжими волосами мне ни с какой стороны не бабушка!" Голос его окреп.

Так что бабушка тоже расслышала и тоже засмеялась.

"А кто придёт к нам завтра в гости, если у тебя нет никакой бабушки?" - ехидно поинтересовалась Хайдегунда.

"У меня есть бабушка! - выкрикнул Лоллипоп и засмеялся звонким захлёбывающимся смехом со слезами. - Только она не медсестра и завтра к вам не придёт, потому что все вы считаете уборщиц глупыми, жадными и злопамятными!" Лоллипоп резко развернулся и выскочил из дома в дождь. Он не хотел ничего больше объяснять. У калитки его догнала Хайдегунда. Без плаща. В чём была дома.

"Лоллипоп, я совсем ничего не поняла! - прокричала она. - Что всё это значит?" Лоллипоп вышагивал по мостовой. Хайдегунда трусила следом. Она уже вымокла до нитки. Лоллипоп убыстрил ход, Хайдегунда из последних сил тянулась за ним, поклявшись, что не отстанет - даже если схватит двустороннее воспаление лёгких, - пока он не объяснит всё насчёт бабушки. Лоллипоп не объяснял ничего. Так они подошли к дому Лоллипопа. Смешанный Отто как раз опускал жалюзи на витринном окне. Он как увидел Хайдегунду под ливнем, без плаща, сразу предупредил, что можно схватить двустороннее воспаление лёгких.

"Я поднимусь с тобой", - сказала Хайдегунда.

"Нет! - рявкнул Лоллипоп. - Не желаю! Вообще не желаю тебя больше знать!" "Ты совсем спятил, баран бездушный!" - крикнула Хайдегунда. От дождя и холода у неё зубы стучали.

"У меня в магазине ругаться куда приятней, - заметил Отто. - Там теплее и суше!" Лоллипоп внутрь не зашёл, остался у порога. А Хайдегунда зашла. Она присела к камину, чтоб отогреться. Отто принёс полотенце, и она протёрла волосы. Злая она была как сатана.

"Он абсолютно свихнулся, - сказала она Отто. - Я ему ничего не сделала, а он, видите ли, знать меня не желает! Просто зла не хватает. Да ещё говорит, что у него нет бабушки. Когда мы все её знаем. По больнице!" "По какой больнице?" - спросил Смешанный Отто.

"Ну, братец мой младший лежал в больнице. К нему вирус прицепился, тогда сестра Эрна за ним и ходила!" "Сестра Эрна - это кто?" - спросил Смешанный Отто.

"Сестра Эрна - бабушка Лоллипопа", - сообщила Хайдегунда Отто. Она ведь не подозревала, что Смешанный Отто знаком с бабушкой более сорока лет.

Смешанный Отто недоуменно посмотрел на Хайдегунду, затем через дверь на улицу. А там, по другой стороне, шла бабушка Лоллипопа. Она несла батон белого и пакетик с ватрушками. Она успела удачно - перед самым закрытием - заскочить к булочнику. Зонтика у неё не было. С косынки стекали струи, бабушка двигалась со всей скоростью, на которую только способны были опухшие ноги. Лоллипоп увидел бабушку, и сердце его сжалось.

Хайдегунда тоже посмотрела на бабушку. Она покачала головой:

"Это же старушка, у которой не все дома, - сказала она. - Которая то визжит как резаная, то буянит. Она ещё печёт сливовые оладьи, и на вкус они как резиновая подошва".

Тут Лоллипоп зашёл в лавку. Он приблизился к камину, к сидящей подле него Хайдегунде и сказал:

"У старушки все дома. Она не визжит как резаная и не буянит. Её сливовые оладьи - полный люкс, и она моя бабушка. Первая и единственная!" А затем он рассказал ей всё без утайки. Смешанный Отто, минимум раз шесть, прерывал его восклицаниями: "Мамочки родные!" Когда Лоллипоп поведал всё от и до, Хайдегунда сперва не могла вымолвить ни слова. Потом она вздохнула, потом вымолвила:

"Как это всё нехорошо, Лоллипоп! Я совсем не хотела... Твоя бабушка, конечно же, исключение!" "Плевать я хотел на твои исключения!" - крикнул Лоллипоп.

Хайдегунда опять на время умолкла, потом вздохнула, потом сказала:

"Как это всё нехорошо, Лоллипоп. Думаю, я вообще заблуждалась. Не только насчёт твоей бабушки. Насчёт всех уборщиц!" Лоллипоп улыбнулся. А раз Лоллипоп улыбнулся, улыбнулась и Хайдегунда.

"Ну и что теперь будет?" - поинтересовался Смешанный Отто.

"Когда теперь? Что теперь?" - поинтересовались ребята.

"Ну, завтра? Пойдёт бабушка к Хайдегунде?" "Нет", - сказал Лоллипоп.

"Да", - сказала Хайдегунда.

"Да нет же", - сказал Лоллипоп.

"Нет, да", - сказала Хайдегунда.

И впрямь, на другой день бабушка с Лоллипопом отправились к Гюнзелям на чашечку кофе.

Когда они вернулись, она рассказала маме, что их угощали клубничным тортом и кофе со сливками, что мама Хайдегунды вполне милая. Не совсем в её вкусе, но всё-таки милая.

"Что же до религиозной секты, - сказала она, - это явное недоразумение. Она ни единого раза не назвала меня "сестрой". Только спросила, не хотела бы я убирать у них. Они бы платили мне больше, чем Гофштеттеры. Но у Гофштеттеров чувствуешь себя в своей тарелке. Я их не брошу!" День рождения Лоллипопа.

В жизни Лоллипопа была одна великая несправедливость. День его рождения приходился на 25 декабря (первый день рождества - религиозный праздник, отмечаемый во многих странах мира). А это значит, свой день рождения он никогда не праздновал, потому что торт в этот день и так на столе был, подарки же дарились накануне вечером, а то, что утром мама говорила: "Поздравляю, сынок, от всего сердца!", не меняло дела. Лоллипопа это удручало. По поводу и без повода он канючил: "Мне тоже хочется хоть один человеческий день рождения устроить, чтоб всё, как полагается, и всё, что прилагается!" В день рождения полагался прежде всего праздник, на который приглашалось много ребят. Хайдегунде такое устраивали. Двадцать пять человек пригласили. В комнатах развесили гирлянды, бумажные змеи. В столовой накрыли стол: бутерброды, да пироги, да пирожные, да кока-кола, да апельсиновый сок. Пускали плёнку с записью Битлов. А сестра Хайдегунды и тётя Фредерика играли с ребятами в разные игры: в "садовника", в "фанты", скакали в мешках наперегонки. За первое, второе и третье места вручались награды.

Так отпраздновать день рождения мечтал и Лоллипоп. Когда ему не спалось, он представлял себе праздник в мельчайших подробностях. Всё уже было распределено и расписано. В прихожей гирлянды, в гостиной стол с едой и напитками, в детской танцзал, а в комнате мамы и бабушки - зал для игр.

Однажды, когда и сестре не спалось, Лоллипоп поделился с ней своей мечтой.

"Старик Лолли, - сказала сестра, - старик, наша клетушка - это тебе не танцзал. Два шага в длину, два с половиной в ширину!" О комнате бабушки и мамы сестра сказала, что она тоже чересчур мала для игр.

"Единственное, во что там можно играть: кто дольше .простоит на одной ноге".

Так оно и было! Гостиная крошечная. Комната бабушки и мамы того меньше. А Лоллипоп с сестрой ютились в комнатёнке вряд ли большей, чем чулан в состоятельном доме. Лоллипоп размечтался и - в мечтах это не возбраняется - слегка увеличил размеры квартиры. Поэтому он и слушать не хотел, что ему говорила сестра. Она убивала всяческую фантазию.

Лоллипоп натянул одеяло на уши и опять погрузился в грёзы. На сей раз он настолько раздвинул стены детской, что она превратилась в огромный танцзал. А комнату мамы и бабушки он вытянул до того, что в ней впору было играть в пятнашки.

Смешанному Отто Лоллипоп тоже время от времени говорил о несправедливости судьбы и о том, что больше всего на свете ему хочется по-настоящему отпраздновать день рождения.

И вот в один прекрасный день Смешанный Отто сказал:

"Лоллипоп, ты, я вижу, тоже потихоньку сдаёшь и теряешь воображение. Это же сущий пустяк. Кто умудрился сменить имя, сумеет поменять и день рождения. Как бы ты посмотрел на 1 апреля? 1 апреля - прекрасное число. Через неделю как раз 1 апреля. Если ты примешь 1 апреля за день своего рождения, то через неделю созывай гостей".

Лоллипоп как на крыльях взлетел по лестнице и сообщил маме и бабушке, что он переносит свой несправедливый день рождения на 1 апреля. Мама тихонько ойкнула.

"Так уж это необходимо, Лолли? - спросила она. - У меня, как на грех, с деньгами так себе, вряд ли подниму настоящий день рождения".

"Он должен быть, во что бы то ни стало", - сказал Лоллипоп. И ему не надо никаких подарков. Ни проигрывателя, ни велосипеда, ни электрической железной дороги, ни кожаной куртки. Ему бы только праздник с гостями.

Бабушка посчитала, что Лоллипоп не так уж много хочет. Ей тоже кажется, что несправедливый день рождения следует поменять. С её стороны он может рассчитывать на проигрыватель и на кожаную куртку. Или на велосипед. У неё в этом месяце свободные деньжата есть. Только вот о празднике с гостями надо забыть. Для этого их квартирка слишком мала. Даже для электрической железной дороги она маловата.

"Троих ребят, если уж приспичит, - сказала бабушка, - позвать можно!" "Четыре, пять человек ещё кое-как разместятся", - добавила мама.

"От силы шесть, если худенькие", - сказала сестра.

"Двадцать пять - или совсем никого!" - упёрся Лоллипоп.

"Тогда совсем никого!" - воскликнули бабушка, мама и сестра.

Лоллипоп всё-таки отпраздновал свой день рождения. С гостями. Потому что 1 апреля стояла дивная погода, потому что Лоллипопа все в доме любили и потому, что Смешанному Отто приходили в голову не только хорошие, а иной раз и гениальные идеи.

"Для чего, - сказал Смешанный Отто бабушке Лоллипопа, когда она покупала лапшу, - для чего у нас за домом огромный двор?" "Чтоб ковры выбивать, - сказала бабушка, - и ещё для мусоросборников и воробьев".

"И чтоб дни рождения отмечать, - сказал Отто, - с гостями ".

"Но об этом в правилах пользования домом ничего не сказано", - сказала бабушка.

"О воробьях там тоже ничего не сказано", - заметил Смешанный Отто.

"Тогда, пожалуй, спрошу у жильцов: не против ли они", - сказала бабушка.

Жильцы против не были. Кроме господина Рузика со второго этажа. Дворничиха поругалась с ним. Когда же препирательство результата не дало, госпожа Бирбаум сказала: "Будем голосовать!" Всего в доме проживало - кроме Лоллипопа и его семьи, которая в голосовании не участвовала, - двадцать два человека. 21:1 - таков был итог голосования. В пользу Лоллипопа. Господин Рузика провалился с треском.

* * * Первого апреля двадцать пять ребят собрались на заднем дворе. Госпожа Ляйтгеб распахнула настежь окно своей спальни, врубила проигрыватель на полную катушку и поставила Битлов. Господин Бирбаум притащил угольные брикеты и допотопную печурку-развалюху. Госпожа Бирбаум отвалила двадцать шесть пар франкфуртских сосисок. И к ним горчицы. А господин Бирбаум поджарил сосиски так, что они зарумянились и стали сочными. Дворничиха принесла три огромных бисквитных пирога и рулет "Венгерка". Всё собственного изготовления. Сестра навесила над мусорными баками и между столбами, где выбивали пыль, вместо верёвки праздничные бумажные гирлянды. Бабушка Лоллипопа на ящике из-под угля, принадлежавшем господину Рузика, соорудила настоящий лотерейный киоск. С билетами и призами. Причём каждый билет выигрывал: или карандаш, или точилку, или жвачку, или жестяную лягушку-квакушку.

Мама Лоллипопа, у которой в этом месяце с деньгами было так себе, выступила в роли массовика-затейника. Игр она знала уйму. Кроме того, она была пунктом первой помощи. Эгону заклеила пластырем левую коленку. Когда прыгали в мешках наперегонки, он грохнулся и содрал кожу. Смешанный Отто притащил четыре ящика кока-колы и ящик лимонного напитка. Господин Альбрехт из "1000 мелочей" подарил ребятам бенгальские огни, не распроданные до рождества. Лоллипоп развесил их на бельевых шнурах и зажёг, получился почти настоящий фейерверк.

Праздник вышел грандиознейший! Господин Рузика хоть и закрыл окна, но праздничный гул всё равно проникал в его квартиру. Поэтому он спустился во двор и выразил своё недовольство. "Это уже выше крыши, - шумел он, - барабанные перепонки могут лопнуть! Требую, чтобы дети прекратили галдеть и впредь веселились молча!" "Этот номер не пройдёт!" - сказала дворничиха. Она обошла с бумажным стаканчиком всех взрослых во дворе, а затем и в доме. "Пожертвуйте самую малость!" - просила она.

Смешанный Отто, бабуля, госпожа Ляйтгеб, Бирбаумы, а также другие жильцы внесли по нескольку шиллингов. Набралось столько, что хватило господину Рузика на билет в кино. Они направили его на центральную улицу. Там в одном кинотеатре как раз шёл фильм под названием "Долина молчания".

Больше празднику никто не мешал. Потом чуть-чуть заморосило. Самую малость. Бабуля прошлась по этажам, одолжила зонтики. Набралось десятка два. Бабушка раздала их ребятам, и они танцевали под зонтиками. Сверху, из окон лестничных пролётов, танец зонтов смотрелся изумительно красиво. Господин Бирбаум заснял его в цвете, узкоплёночным киноаппаратом. Потом в своём киноклубе, на конкурсе узкоплёночных лент, он получил второй приз.

Когда дождичек прекратился, ребята закрыли зонты и почувствовали прямо-таки волчий аппетит. На праздниках почему-то ужасно хочется есть. Но сосиски уже были съедены, и бисквитные пироги подъели. На столе осталось три размоченных дождём бутерброда. И ребятам их не хотелось. Тогда Смешанный Отто принёс из лавки несколько коробок с шоколадной смесью и нугой. Да ещё пакетик с пряниками и пастилой. И ворох леденцов на палочке марки "Lollipop".

Детям понравились нуга и смесь. Спросом пользовались пряники и пастила. "Лоллипопы" остались нетронутыми. Очевидно, мятный привкус не каждому по вкусу.

Один Томми взял леденец на палочке. Томми в празднике почти никакого участия не принимал. Только смотрел. Даже не танцевал. Эгон уже дважды спрашивал Лоллипопа, что это за хмырь с постной рожей - расселся под столбом и ни с кем не общается?

Томми всё время сидел под столбом. Он обсасывал леденец. "Лоллипоп" стал уже тонким и прозрачным.

"Лолли, - позвала мама, - будь так добр, займись немного Томми. Он какой-то очень неприкаянный!" Лоллипоп не мог тут же переключиться на Томми. Сначала надо было долить всем кока-колу, потом пройти почётный тур вальса с дворничихой, а потом Хайдегунда обучала его новой игре.

Когда дошла очередь до Томми, тот уже не торчал у столба. Он танцевал с Эрикой. Затем разговаривал с Эгоном, после чего потанцевал с Габриэлой. А когда начался следующий танец, Томми оставил Габриэлу и подошёл к Эвелине, у которой глаза цвета пармских фиалок.

"Ну уж этой ты, извини, не пара, - подумал Лоллипоп, - слишком скучен и денег не водится!" Томми даже немного не дошёл до Эвелины, как она сама выбежала ему навстречу, улыбнулась, сияя фиалковыми глазищами, и выпалила: "Давай станцуем, Томми!" "Этого не может быть, - подумал Лоллипоп, - потому что этого не может быть никогда!" А приглядевшись внимательнее, он увидел, что Томми держит зелёный "Лоллипоп" у правого глаза. Левый он зажмурил. Лоллипоп взял коробку с леденцами. Там их было штук сорок. Закрыл крышку, перевязал ленточкой, получился подарочный набор.

В шесть вечера праздник подкатил к концу. Хайдегунда сказала: "Лоллипоп, твой день рождения был в тыщу раз веселее моего!" Эгон сказал: "Лоллипоп, это вообще самый весёлый день рождения из всех, где я бывал!" Даже болонке дворничихи день рождения явно понравился. Она сидела на подоконнике, радостно подёргиваясь и скуля в такт музыке.

Последним из ребят собрался домой Томми.

"Было потрясающе здорово, как никогда!" - сказал он бабушке Лоллипопа.

Лоллипоп протянул Томми коробку с леденцами.

"На, - сказал он, - это тебе. Мне они уже ни к чему".

Томми посмотрел на коробку, потом на Лоллипопа и опять на коробку.

"Леденцы какие-то чудные", - сказал он.

"Вкусные", - сказал Лоллипоп.

"Не в том дело, - сказал Томми. - Я тут кое-что обнаружил. Совершенно случайно. Если леденцы хорошенько обсосать, так, чтобы они стали тонкими и прозрачными, и если их после..." "На твоём месте, - оборвал его Лоллипоп, - я бы не распространялся, а взял бы их да пошёл домой!" "Давай, если хочешь!" - сказал Томми. Он засунул коробку под мышку и пошёл домой. Лоллипоп глядел ему вслед, и на душе у него было хорошо.