Осьмушка
Марья Васильевна жила в избе на опушке густого лиственного леса. Муж ее был лесным сторожем, и они давно жили в этом лесу. Здесь же у них родился сын Митя, которому сейчас сравнялось четыре года.
Семейство лесника жило мирно и хорошо, но в последний год Марья Васильевна стала сильно хворать, и она часто подолгу смотрела жалостными глазами на своего маленького Митю, словно чувствуя, что она скоро умрет и не успеет наглядеться на своего сына.
Нынче Марья Васильевна вовсе занемогла. Однако, как и прежде, она поднялась с зарею и весь день некогда было ей прилечь, потому что нужно было много работать по дому и по хозяйству. От болезни она стала худой, сгорбленной и маленькой, но она никому не жаловалась на свою болезнь и постоянно жила в работе и заботе.
К полудню Марья Васильевна немного отделалась и присела на лавку. Тихо было во дворе, и в поле, и в лесу. Шло теплое лето, росли деревья в лесу, и зрела рожь на нивах. Митя ушел с утра; он играл где-нибудь в поле или лесу, разговаривал там с бабочками, жуками, с цветами и муравьями. Он вырос один, у него не было друзей, только с осени он пойдет учиться в деревню и тогда у него будут товарищи в школе. А теперь он жил лишь с отцом, с матерью и привык дружить со всеми маленькими людьми. Митя называл маленькими людьми всех, кто живет и водится в земле и летает над нею - червей, муравьев, мух, стрекоз, воробьев, бабочек, пауков, зеленую тлю и всяких мошек, кто движется и дышит на свете.
Отец Мити уехал на два дня в город, в лесную контору, там у него было дело и он хотел привезти доктора, чтобы доктор лечил мать Марью Васильевну от болезни.
Марья Васильевна открыла окошко, что выходило в ржаное поле, и послушала - не играет ли, не
Марья Васильевна прилегла на лавку; ей худо стало от болезни. В чистой избе никого не было, только один подсолнечник, росший за окном, глядел на больную мать.
Марья Васильевна вскоре очнулась, но ей показалось, что уже вечер наступил на дворе и солнце заходит. Матери было томительно дышать, вся внутренность ее горела жаром, и от слабости она не могла подняться.
- Митя! - тихо позвала мать. - Митя, ты где? Дай мне кружку с водой!
Но сын ей не ответил. Его не было за окном, он играл где-то далеко с маленькими людьми, он заигрался с ними и забыл о своей матери.
- Митя! - шептала бессильная мать, лежавшая на лавке. - Митя, поди корову с поляны приведи и сена ей на ночь положи. А я встану потом, мне полегчает, я подою ее тогда... Иди ко мне, посиди-поговори со мной, а то я одна лежу...
Матери показалось, что в ржаном поле раздался голос Мити, слабый и добрый, будто нечаянно воскликнул что-то безмолвный цветок. Когда Митя был меньше, то голос его походил на голос цветов, как если бы они заговорили; так представлялось тогда его матери и так почудилось ей теперь.
- Сынок, иди домой, - просила мать. - Пора уж, вечер во дворе.
Мать прислушалась, но более не услышала сына.
- Пусть он бегает, пусть играет, раз ему там хорошо, - подумала мать. - Его дело детское... А мне пора подыматься!
Ей некогда было болеть и нельзя умирать. Кто без нее сына и мужа обошьет и обстирает, кто за коровой ухаживать будет, кто обед в избе состряпает? Она вспомнила, что ей сейчас надо картошек сварить, надо рубашки зашить, надо свинье на ночь корму намесить, надо хворосту на завтрашний день принести, - все это надо было, а то как же! А завтра надо с утра рассаду в огороде поливать - на дворе сушь стоит, - потом просо надо полоть, потом ягодник обобрать, потом в колхоз сходить, там требуют помощи на уборке сена. У матери кругом была забота, вся жизнь шла от нее.
Голос Мити послышался во дворе.
- А тебе не пора ко двору? - позвала его мать.
- Пора, мама, - ответил сын и пришел в избу.
Мать взглянула на него обрадованными глазами. Каждый раз она видела его как внове, как в первый раз, потому что любила его. Всякий раз она быстро и внимательно оглядывала всего сына: целы ли и не повреждены ли его руки и ноги, глаза, нос и уши; потом она брала его руки и перебирала пальцы на них: все ли пальцы здоровы и находятся ли они на своих местах.
Митя стоял перед матерью и улыбался ей. За лето волосы его выгорели и стали белыми, как у старика, а босые ноги, лицо и руки теперь были темными от солнца, от ветра, от комариных укусов и болячек, и лишь одни серые чистые глаза остались прежними, доверчиво глядящими на мать, как никто на нее не глядел и глядеть не будет. Этот жалобный и внимательный взгляд ребенка означал его постоянный страх; он словно говорил: мама, живи всегда со мной, не умирай никогда. И мать понимала этот тайный разум сына, светящийся в его глазах.
Сейчас он был рад, что мать была дома и ожидала его. Играя во дворе, в поле или в лесу, Митя боялся, что вдруг мать умрет или сгорит их изба, и он хотел побежать домой, но жук или бабочка привлекли его, он разговаривал с ними и забывал о матери и доме, а потом опять вспоминал о них и снова забывал, потому что и мать ему была нужна, и земля вокруг него была светла и полна маленьких добрых людей, бормочущих и зовущих его к себе в траву, в заросли орешника, в лесное озеро и в воздух в небе.
- Мама, дай хлебца, там мышка в поле живет, у ней тоже дети есть, я их крошками накормлю...
- Обожди, Митя, не ходи больше никуда. Отца нету, а я болею, гляди вот - помру без тебя.
- А ты не надо! - просил Митя. - Я только чуть-чуть ходить буду и приду. А ты все равно не помрешь, ты уж сколько раз собиралась. Тебе ведь не больно сейчас, не больно?
- Нет, - говорила мать, - мне не больно. Ну
- С коркой! - просил Митя. - У мышки зубы есть, она корку любит.
Поев хлеба с молоком, Митя взял с собой еще хлебную краюшку, где была корка, и ушел из избы.
А мать от слабости прилегла на лавку и задремала. Она думала, что отдохнет немного и потом встанет, пойдет за коровой на лесную поляну и до ночи управится обрядить все дела по хозяйству.
Она дремала, но спать себе не велела, чтобы не заснуть надолго. Почувствовав, что она слабеет, что долгий сон одолевает ее, Марья Васильевна хотела подняться с лавки к своим детям и заботам; но дыхание оставило ее, она протянула руки за помощью, опустилась на пол и умерла.
Митя скоро вернулся. Он пригнал корову с поляны и сказал матери в окно:
- Мама, иди Зорьку встречай, у нее вымя опять полное, она клевер ела.
Он влез в окно и увидел, что мать спит одна на полу.
- Мама! Чего ты спишь? Ночи нету, а ты спишь - ты вставай, мама! Я больше ни с кем не буду играть, я наигрался, я с тобой теперь буду...
Во дворе замычала Зорька.
- Вставай, мама, тебя Зорька зовет.
Мать молчала без дыхания, и ее вытянутые большие руки без силы лежали на полу.
- Ты умерла теперь! - увидел Митя и сказал: - Я тоже помру с тобой.
Он прилег к ней, обхватил одну ее холодную руку и приник к ней лицом.
В сумерки приехал отец и привез с собой доктора к матери. Отец осмотрелся, стал перед матерью на колени и поцеловал ее в лоб; потом он поднял сына и приютил его у себя на груди, чтобы он утешился и уснул.
Мать похоронили под старым дубом на опушке леса, и Митя стал жить без матери.
Днем отец редко бывал дома, он уезжал в лес на службу и приезжал к вечеру, а Митя жил один. Чужая старуха приходила каждый день из деревни и справляла работу в хозяйстве, но ее забота была плохая, потому что семейство ей было неродное и отец платил ей за работу деньгами и хлебом.
Митя не знал, как ему жить без матери. Он с утра уходил к лесному дубу, где мать положили в землю, и был там один весь долгий день среди травы и маленьких людей.
Он подружился было с муравьем и рассказал ему, что у него умерла мать.
- Ну что ж, - сказал муравей, - она умерла, а ты живи.
- Без матери нельзя, - сказал Митя муравью.
- Можно, - ответил муравей. - Если бы ты не родился еще, тогда мать тебе нужна. А раз ты родился, мать тебе не нужна.
Митя не понял муравья.
- Ты маленький человек, - сказал он муравью, - ты в землю умеешь ходить по норкам. Ты сходи к моей матери и проведай ее, а потом мне расскажи про нее.
- Нам глубоко ходить некогда, - сказал муравей. - У нас, ты видишь, какая муравьиная куча! Нам делов много, нам некогда.
- А что ты будешь делать?
- Я тлю пойду доить, а потому груз буду в муравейник таскать - солому и лес, - нам строиться надо. Нам о тебе думать некогда.
Озабоченный муравей уполз по своим делам, а Митя подошел к белой бабочке; бабочка сидела на синем цветке, трепетала крыльями и вся дрожала, словно ей страшно было жить.
Митя спросил у бабочки: чего она боится?
-Я не боюсь, - сказала бабочка, - это я радуюсь теплому свету, я сейчас полечу.
- Ты полетишь далеко или близко?
- До вечера, а вечером я умру, вечером я старая буду.
- Мама моя тоже умерла, - сказал Митя. - Когда ты умрешь, ты увидишь ее?
- Не знаю, я не умирала, - сказала бабочка.
Митя грустно глядел на бабочку, и в глазах его были две слезы.
- Я увижу ее, - сказала бабочка. - Я скажу ей: пусть она опять живет.
- А утром ты прилети ко мне, я тут буду, и ты опять живи до вечера.
- Нет, я червяку расскажу, как была у твоей матери, а червяк приползет и тебе скажет. А сама я больше не прилечу сюда, мне жить два раза нельзя, завтра другим бабочкам надо жить, утром другие бабочки будут лететь. А я рада, что живу до вечера и вечером умру.
Добрая бабочка встрепенула крыльями, и тихий ветер понес ее вдаль над травами и цветами.
Митя глядел ей вслед, как она улетала от него. И он увидел, как из травы поднялась птица и склевала бабочку на лету. Мальчик тогда лег лицом в землю и заплакал, что добрая бабочка не дожила своей жизни до вечера.
Большой земляной червь подполз к лицу Мити и спросил его:
- Чего ты плачешь? Живи не плачь!
- Я не плачу, - ответил Митя, - ты слепой, ты ничего не видишь.
- Я не вижу, а чувствую, - произнес червяк. - Слеза твоя капнула, а я с землей ее сжевал и узнал, что в земле была слеза.
Митя сказал червю всю правду и отчего он плачет. Червь не шевелился и слушал его...
- У матери последнее дыхание вышло, и она умерла, - говорил Митя. - Я хочу ей от себя дыхание отдать, чтоб она жила, а она в земле глубоко лежит...
Червь молчал и думал.
- Я тоже дышу, - тихо произнес червь, - дыхание для твоей матери я могу от себя отдать.
- А ты отдай! - просил Митя. - Ты пройди к моей маме сквозь землю и отдай ей свое дыхание, пусть она вздохнет и будет жить. А если ты умрешь, тебя мама ко мне принесет, и я тебе отдам тогда свое дыхание, и ты опять станешь живой.
Червь задумался.
- Да я что, я червь, - сказал он, - я могу и без жизни обойтись, это вот тебе нужно обязательно быть на свете.
- А зачем же ты тогда есть? - спросил Митя.
- А затем, что муравьи мне велят почву пахать и рыхлить. Они тут новый муравейник строить будут. А я у них пахарем-крестьянином работаю, затем и живу. Некогда мне в землю глубоко ходить.
- Муравей мне тоже говорил - ему некогда, - сказал Митя. - Одна бабочка была добрая.
- Не обижайся на меня, - произнес червь. - Я обдумал. Ты разорви меня пополам.
- Не хочу. Тебе больно будет.
- Разорви меня, нас тогда двое будет. Один останется землю муравьям пахать, а другой к матери твоей пойдет. Рви меня пополам, мне не больно, я привык.
Митя взял червя в руки и разорвал его; тогда их стало двое: полчервя уползло работать землю для муравьев, а полчервя осталось. Этот полчервя попрощался с Митей и пополз в глубину земли, к матери осиротевшего мальчика. Митя теперь не знал, какой же из двоих полчервей был тот, который говорил с ним.
На другое утро Митя пришел снова на это место и нашел Полчервя. Это был тот, что остался пахать, а того, что ушел в глубокую землю, того не было. Полчервя заглатывал и пережевывал землю, так он мягчил и пахал ее. Он то показывался наружу, то уходил в темноту почвы, но все время ползал вперед и назад и трудился.
Полчервя-пахарь почувствовал, что Митя пришел и дышит возле него.
- А того нету? - спросил Митя.
- Того нету, - ответил Полчервя. - Может, сглодал его кто в земле, может, он сам уморился и помер - дорога ему дальняя.
- А он добрый?
- Не знаю, - сказал Полчервя, - он как я.
Митя загоревал: он думал, что ему теперь и кого нужно послать на помощь матери.
Тогда Полчервя сказал ему:
- Разорви меня еще пополам - пусть нас будет две четверти: одна Четверть пахать останется, а
Митя обрадовался и сразу разорвал Полчервя еще пополам. Одна Чертвертьчервя поползла в глубь земли, а другая Четвертьчервя осталась пахать землю муравьям.
Митя
Вернувшись вечером домой, Митя лег спать, чтобы скорее прошла ночь, а утром пошел к Четвертьчервю. Один Четвертьчервя пахал муравьиную землю, а другой Четвертьчервя не вернулся обратно.
Теперь Четвертьчервя стал совсем кроткий, ему трудно было пахать землю и у него выходило мало работы. За это два муравья ругали Четвертьчервя и обещали сглодать его живым, если он не сможет работать больше. Четвертьчервя старался трудиться лучше и больше, но силы в нем теперь мало было и тело стало короткое.
Когда муравьи
- Разорви меня еще пополам, мы и по одной осьмушке проживем.
Митя сделал, как велел Четвертьчервя; теперь их стало две осьмушки, два маленьких червя, но оба они были живые и добрые.
Одна Осьмушка пошла в землю к матери Мити, а
В полдень Митя пошел навестить Зорьку на лесной поляне.
Погладив Зорьку, он повел ее к лесной речке на водопой и там уснул в прохладной тени ивы, росшей на берегу.
Под вечер Митя проснулся: он вспомнил про Осьмушку и побежал проведать ее, как она там, маленькая и слабая, работает одна и не сглодали ли ее муравьи за то, что она мало вспахала земли.
Митя увидел Осьмушку. Она лежала около зеленой былинки, не работала и не двигалась. Митя взял Осьмушку в руку, позвал ее, заговорил с нею, подышал на нее и потрогал ее губами. Осьмушка молчала, она была холодная и уже затвердела; там, где Митя оторвал ее утром от Четвертьчервя, вышла капелька крови и кровь теперь засохла: Осьмушка умерла. Она истомилась в работе, она не могла жить в маленьком ослабевшем остатке своего тела, и Осьмушка умерла.
Митя унес Осьмушку в хлебное поле, чтобы ее не нашли лесные муравьи, и там закопал ее.
Теперь он стоял один над землей, где лежала мертвая Осьмушка. Ему жалко было ее, и он не знал, есть еще кто-нибудь, кто был такой же добрый, как Осьмушка.