Серёжка

- Это ты побил окна у Толстухи? Ты Сеньку в грязи извалял? Говори - ты?

- Я, - хрипло, нечеловеческим голосом отвечает семилетний Сережка, стоя в недосягаемом отдалении и подбирая на всякий случай штанишки.

- Ты? Ага. Давай ухо, жабчик!

- Иди-ка к дьяволу, - с полным цинизмом советует Сережка.

- Лучше сразу давай, а то все равно догоню и отдеру, - как можно солиднее предупреждаю я.

- На-ка... Посвисти в худую варежку...

Я, большой и суровый человек, грустно ухожу домой, глубоко оскорбленный последним предложением гениального Сережки и не менее глубоко уверенный в страшной быстроте его ног.

- Ах, Сережка, Сережка, - печально шепчу я, - и что ты за тварь такая, черт тебя подери совсем... - Понемногу я прихожу в одинокую дряблую ярость.

Ночью вспоминаю текущую Сережкину деятельность и скандалы, предстоящие на завтра.

- Посвисти-ка в худую варежку, - вспоминаю я, засыпая в сокрушении...

Под утро снится лавочник Пухлопупов (рыжий старик в овечьей шапке) и пустой сморщенный бабий чулок.