Дунай Иванович
В стольном в городе во Киеве, Что у ласкова сударь-князя Владимира А и было пированье-почестный пир, Было столованье-почестный стол, Много на пиру было князей и бояр И русских могучих богатырей.
А и будет день в половина дня, Княженецкий стол во полустоле, Владимир-князь распотешился, По светлой гридне похаживает, Черные кудри расчесывает, Говорил он, сударь ласковый Владимир-князь Таково слово:
«Гой оси вы, князи и бояра И могучие богатыри!
Все вы в Киеве переженены, Только я, Владимир-князь, холост хожу, А и холост я хожу, неженат гуляю.
А кто мне-ка знает сопротивницу *, Сопротивницу знает, красну девицу, - Как бы та была девица станом статна, Станом бы статна и умом свершна [1], Ее белое лицо как бы белый снег, И ягодицы [2] как бы маков цвет, А и черные брови как соболи, А и ясные очи как бы у сокола».
А и тут больший за меньшего хоронится, От меньшого ему, князю, ответу нету.
Из того было стола княженецкого, Из той скамьи богатырския Выступается Иван Гостиный сын, Скочил он на место богатырское, Скричал он, Иван, зычным голосом:
«Гой еси ты, сударь ласковый Владимир-князь!
Благослови пред собой слово молвити, И единое слово безопальное *, А и без тое палы великия.
Я ли, Иван, в Золотой орде бывал У грозного царя Етмануила Етмануиловича И видел во дому его дву дочерей:
Первая дочь - Настасья-королевична, А другая - Афросинья-королевична; Сидит Афросинья в высоком терему, За тридесять замками булатными, А и буйные ветры не вихнут на ее, А красное солнцо не печет лицо; А и то-то, сударь, девушка станом статна, Станом статна и умом свершна, Белое лицо как бы белый снег, А и ягодицы как маков цвет, Черные брови как бы соболи, Ясные очи как у сокола.
Посылай ты, сударь, Дуная свататься».
Владимир-князь стольный киевский, Приказал наливать чару зелена вина В полтора ведра, Подносить Ивану Гостиному За те его слова хорошие, Что сказал ему обручницу.
Призывает он, Владимир-князь, Дуная Иваныча в спальну к себе И стал ему на словах говорить:
«Гой еси ты, Дунай сын Иванович!
Послужи ты мне службу заочную - Съезди, Дунай, в Золоту орду Ко грозному королю Етмануилу Етмануиловичу О добром деле - о сватанье На его на любимой на дочери, На честной Афросинье-королевичне.
Бери ты моей золотой казны, Бери триста жеребцов И могучих богатырей».
Подносит Дунаю чару зелена вина В полтора ведра, Турий рог меду сладкого В полтретья ведра.
Выпивает он, Дунай, чару тоя зелена вина И турий рог меду сладкого.
Разгоралася утроба богатырская, И могучие плечи расходилися Как у молода Дуная Ивановича, Говорит он, Дунай, таково слово:
«А и ласково солнцо, ты Владимир-князь!
Не надо мне твоя золота казна, Не надо триста жеребцов, И не надо могучие богатыри, - А и только пожалуй одного мне молодца, Как бы молода Екима Ивановича, Который служит Алешке Поповичу».
Владимир-князь стольный киевский Тотчас сам он Екима руками привел:
«Вот-де те, Дунаю, будет паробочок».
А скоро Дунай снаряжается, Скоря того богатыри поездку чинят Из стольного города Киева В дальну орду Золоту землю.
И поехали удалы добры молодцы, А и едут неделю споряду *, И едут неделю уже другую, И будут они в Золотой орде У грозного короля Етмануила Етмаяуиловича; Середи двора королевского Скакали молодцы с добрых коней, Привязали добрых коней к дубову столбу, Походили во палату белокаменну.
Говорит тут Дунай таково слово:
«Гой еси, король в Золотой орде!
У тебе ли во палатах белокаменных Нету спасова образа, Некому у те помолитися, А и не за что тебе поклонитися».
Говорит тут король Золотой орды, А и сам он, король, усмехается:
«Гой еси, Дунай сын Иванович!
Али ты ко мне приехал По-старому служить и по-прежнему?» Отвечает ему Дунай сын Иванович:
«Гой еси ты, король в Золотой орде!
А и я к тебе приехал Не по-старому служить и не по-прежнему, - Я приехал о деле о добром к тебе, О добром-то деле - о сватанье:
На твоей, сударь, любимой-то на дочери, На честной Афросинье-королевичне, Владимир-князь хочет женитися».
А и тут королю за беду стало, А рвет на главе кудри черные И бросает о кирпищат пол, А при том говорит такое слово:
«Гой еси ты, Дунай сын Иванович!
Кабы прежде у меня не служил верою и правдою, То б велел посадить во погребы глубокие И уморил бы смертью голодною За те твои слова за бездельные».
Тут Дунаю за беду стало, Разгоралось его сердце богатырское, Вынимал он свою сабельку вострую, Говорил таково слово:
«Гой еси, король Золотой орды!
Кабы у тя во дому не бывал, Хлеба-соли не едал, Ссек бы по плеч буйну голову».
Тут король неладом * заревел зычным голосом, Псы борзы заходили на цепях, - А и хочет Дуная живьем стравить Теми кобелями меделянскими *, Скричит тут Дунай сын Иванович:
«Гой еси, Еким сын Иванович!
Что ты стал да чего глядишь?
Псы борзы заходили на цепях, Хочет нас с тобой король живьем стравить».
Бросился Еким сын Иванович, Он бросился на широкий двор, А и те мурзы-улановья Не допустят Екима до добра коня, До своей его палицы тяжкия, А и тяжкия палицы, медныя литы,- Они были в три тысячи пуд.
Не попала ему палица железная, Что попала ему ось та тележная, А и зачал Еким помахивати, Прибил он силы семь тысячей мурзы-улановья, Пятьсот он прибил меделянских кобелей.
Закричал тут король зычным голосом:
«Гой еси, Дунай Иванович!
Уйми ты своего слугу верного, Оставь мне силы хоть на Семены, А бери ты мою дочь любимую, Афросинью-королевичну».
А и молоды Дунай сын Иванович Унимал своего слугу верного, Пришел ко высокому терему, Где сидит Афросинья в высоком терему, За тридесять замками булатными.
Буйны ветры не вихнут на ее, Красно солнцо лица не печет.
Двери у палат были железные, А крюки-пробои по булату злачены.
Говорил тут Дунай таково слово:
«Хоть нога изломит, а двери выставить!» Пнет во двери железные, Приломал он крюки булатные, Все тут палаты зашаталися.
Бросится девица, испужалася, Будто угорелая вся, Хочет Дуная во уста целовать.
Проговорит Дунай сын Иванович:
«Гой еси, Афросинья-королевична!
А и ряженый кус - да не суженому есть.
Не целую я тебя во сахарные уста, А и бог тебе, красну девицу, милует, - Достанешься ты князю Владимиру».
Взял ее за руку за правую, Повел из палат на широкий двор, А и хочут садиться на добрых на коней, - Спохватился король в Золотой орде, Сам говорил таково слово:
«Гой еси ты, Дунай Иванович!
Пожалуй подожди мурзы-улановья».
И отправляет король своих мурзы-улановья Везти за Дунаем золоту казну.
И те мурзы-улановья Тридцать телег ординских насыпали Златом и серебром и скатным земчугом, А сверх того каменьи самоцветными.
Скоро Дунай снаряжается, И поехали они ко городу ко Киеву.
А и едут неделю уже споряду, А и едут уже другую, И тут же везут золоту казну.
А наехал Дунай бродучий след *, Не доехавши до Киева за сто верст, Сам он Екиму тут стал наказывать:
«Гой еси, Еким сын Иванович!
Вези ты Афросинью-королевичну Ко стольному городу ко Киеву, Ко ласкову князю Владимиру Честно, хвально и радостно,- Было бы нам чем похвалитися Великому князю во Киеве».
А сам он, Дунай, поехал по тому следу По свежему, бродучему.
А и едет уж сутки другие, В четвертые сутки след дошел На тех на лугах на потешныих, Куда ездил ласковый Владимир-князь Завсегда за охотою.
Стоит на лугах тут бел шатер, Во том шатру опочив держит красна девица, А и та ли Настасья-королевична.
Молоды Дунай он догадлив был, Вымал из палушна тугой лук, Из колчана вынул калену стрелу, А и вытянул лук за ухо, Калену стрелу, Котора стрела семи четвертей.
Хлестнет он, Дунай, по сыру дубу, А спела ведь тетивка у туга лука, А дрогнет матушка сыра земля От того удару богатырского, Угодила стрела в сыр кряковистый дуб, Изломала его в черенья ножевые, Бросилася девица из бела шатра, будто угорелая, А и молоды Дунай он догадлив был, Скочил он, Дунай, со добра коня, Воткнет копье во сыру землю, Привязал он коня за востро копье, И горазд он со девицею дратися, - Ударил он девицу по щеке, А пнул он девицу под гузна, - Женский пол от того пухол живет, Сшиб он девицу с резвых ног, Он выдернул чингалище булатное, А и хочет взрезать груди белые.
Втапоры девица возмолилася:
«Гой еси ты, удалой добрый молодец!
Не коли ты меня, девицу, до смерти, Я у батюшки-сударя отпрошалася, - Кто мене побьет во чистом поле, За того мне, девице, замуж идти».
А и тута Дунай сын Иванович Тому ее слову обрадовался, Думает себе разумом своим:
«Служил я, Дунай, во семи ордах, В семи ордах семи королям, А не мог себе выжить красныя девицы, Ноне я нашел во чистом поле Обручницу-сопротивницу».
Тут они обручалися.
Круг ракитова куста венчалися.
А скоро ей приказ отдал собиратися И обрал у девицы сбрую всю - Куяк и панцырь с кольчугою.
Приказал он девице наряжатися В простую епанечку * белую.
И поехали ко городу ко Киеву.
Только Владимир стольный киевский Втапоры едет от злата венца [3], И приехал князь на свой княженецкий двор, И во светлы гридни убиралися, За убраные столы сажалися.
А и молоды Дунай Иванович Приехал ко церкви соборныя, Ко тем попам и ко дьяконам, Приходил он во церкву соборную, Просит честныя милости У того архирея соборного - Обвенчать на той красной девице.
Рады были тому попы соборные, В те годы присяги не ведали, Обвенчали Дуная Ивановича, Венчального дал Дунай пятьсот рублев И поехал ко князю Владимиру.
И будет у князя на широком дворе, И скочили со добрых коней с молодой женой, И говорил таково слово:
«Доложитесь князю Владимиру Не о том, что идти во светлы гридни, - О том, что не в чем идти княгине молодой, Платья женского только одна и есть епанечка белая».
А втапоры Владимир-князь он догадлив был, Знает он, кого послать, - Послал он Чурила Пленковича Выдавать платьица женское цветное.
И выдавали они тут соян * хрущатой камки * На тое княгиню новобрачную, На Настасыо-королевичну, А цена тому сояну сто тысячей.
И снарядили они княгиню новобрачную, Повели их во палаты княженецкие, Во те гридни светлые, Сажали за столы убраные, За ества сахарные и за питья медяные, Сели уже две сестры за одним столом.
А и молоды Дунай сын Иванович Женил он князя Владимира Да и сам тут же женился, В том же столе столовати стал [4].
А жили они время немалое, У князя Владимира, У солнышка Сеславьевича Была пирушка веселая, Тут пьяный Дунай расхвастался:
«Что нет против меня во Киеве такова стрельца - Из туга лука по приметам стрелять».
Что взговорит молода княгиня Апраксевна:
«Что гой еси ты, любимый мой зятюшка, Молоды Дунай сын Иванович!
Что нету-де во Киеве такова стрельца, Как любезной сестрице моей Настасье-королевичне».
Тут Дунаю за беду стало, Бросали они жеребья, Кому прежде из туга лука стрелять, И досталось стрелять его молодой жене Настасье-королевичне, А Дунаю досталось на главе золото кольцо держать.
Отмерили место на целу версту тысячну, Держит Дунай на главе золото кольцо, Вытягала Настасья калену стрелу, Спела-де тетивка у туга лука, Сшибла с головы золото кольцо Тою стрелкою каленою.
Князи и бояра тут металися, Усмотрили калену стрелу, - Что на тех-то перушках лежит то золото кольцо.
Втапоры Дунай становил на примету Свою молоду жену.
Стала княгиня Апраксевна его уговаривати:
«Ай ты гой еси, любимый мой зятюшка, Молоды Дунай сын Иванович!
Та ведь шуточка пошучена».
Да говорила же его и молода жена:
«Оставим-де стрелять до другого дня, Есть-де в утробе у меня могуч богатырь.
Первой-де стрелкой не дострелишь, А другою-де перестрелишь, А третью-де стрелкою в меня угодишь».
Втапоры князи и бояра И вси сильны могучи богатыри Его, молода Дуная, уговаривали.
Втапоры Дунай озадорился И стрелял в примету на целу версту В золото кольцо, Становил стоять молоду жену.
И втапоры его молода жена Стала ему кланятися И перед ним убиватися:
«Гой еси ты, мой любезный ладушка, Молоды Дунай сын Иванович!
Оставь шутку на три дни, Хошь не для меня, Но для своего сына нерожденного.
Завтра рожу тебе богатыря, Что не будет ему сопротивника».
Тому-то Дунай не поворовал, Становил свою молоду жену Настасью-королевичну На мету с золотым кольцом, И велели держать кольцо на буйной главе.
Стрелял Дунай за целу версту из туга лука,- А и первой стрелой он не дострелил, Другой стрелой перестрелил, А третьего стрелою в ее угодил.
Прибежавши Дунай к молодой жене, Выдергивал чингалище булатное, Скоро вспорол ей груди белые,- Выскочил из утробы удал молодец, Он сам говорит таково слово:
«Гой еси, сударь мой батюшка!
Как бы дал мне сроку на три часа, А и я бы на свете был Попрыжея и полутчея в семь семериц тебя».
А и тут молоды Дунай сын Иванович запечалился, Ткнул себя чингалищем во белы груди, Сгоряча он бросился во быстру реку, - Потому быстра река Дунай слывет, Своим устьем впала в сине море.
А и то старина, то и деянье.
ПРИМЕЧАНИЯ 1 Умом свершна - по уму равная.
2 Я'годицы - щеки.
3 От злата венца - со свадьбы.
4 В том же столе столовати стал - в том же пиру пировать стал.